Книга «Певец Приокского края»

Сельское детство
Имя русского писателя Д.В. Григоровича известно многим со школьных лет. И в основном это связано с его трагическим рассказом «Гуттаперчевый мальчик». В советские времена эта маленькая книжонка издавалась сотни раз, и тиражи ее доходили до 4 миллионов экземпляров. Однако этот выдающийся русский писатель известен для серьезного читателя множеством более значительных произведений, которые были написаны им, как мы говорим сейчас на территории Озерского района в деревне Дулебино, где когда-то и было имение Григоровичей.

Границы районов, областей, губерний и уездов на протяжении многих лет постоянно менялись. Однако территорию, как правобережье, так и левобережья писатель называл кратко, емко и поэтично: «Наш Приокский край».

В 1825 году во владение дулебинским имением вступил дворянин, отставной военный Василий Ильич Григорович. Это и был отец нашего писателя. О родителях Дмитрия нам мало что известно. Тем не менее, интересные сведения в этом плане дает нам в своих воспоминаниях известный русский литератор Владимир Сологуб. В Симбирской губернии находилось его отцовское имение, в котором управляющим и служил отец Григоровича. Вот как Сологуб описывает эту чету: «Наш управляющий Василий Ильич Григорович был, что называется мастер своего дела, …человек очень типический, своеобразный. Он был невелик ростом, сухопарый, крепко сложенный, гладко выбритый и подстриженный, во всей его фигуре проглядывал отставной кавалерист, кем он и был в действительности. А также здоровья изумительного и деятельности необычной. Едва займется заря, он уже на коне скачет на работы, приказывает, распоряжается, журит. Крестьяне его побаивались, но обращались к нему за советами, по своему собственному хозяйству, что для упрямого крестьянского самолюбия образует высшую степень уважения. Живо помню, как вечером Василий Ильич в сером, застегнутом по-военному сюртуке приходил в кабинет отца беседовать о хозяйстве. Говорил отрывисто и дельно. Родом он был из малороссийских дворян, долго служил в кавалерии, дослужился до чина полковника и вышел в отставку по непреодолимой страсти к сельскому хозяйству; он любил агрономию, как музыкант любит музыку и живопись живописец. Женат Василий Ильич был на Сидонии Петровне, дочери почтенной мадам Ле-Дантю, воспитательницы дочерей богатого симбирского помещика генерала Ивашова. Ростом Сидония Петровна была высокая, худая, отчего держалась немного сгорбленно, но лицо имела очень приятное и умное. Мы ее, как и мужа очень любили».

И вот такое семейство поселилось в дулебинской усадьбе. Много сил, энергии, средств и здоровья стоило все это самому Василию Ильичу, поэтому не долго пришлось ему и быть официальным владельцем этого дворянского гнездышка. Он скончался в 1830 году и был похоронен на деревенском кладбище в селе Фроловское.

По официальным данным Д.В.Григорович родился 31 марта 1822 года в Симбирской губернии. На тот момент четырехлетний период детства практически не остался в его памяти и свои первые сознательные годы жизни он связывает с дулебинским периодом.

В разных источниках о датах детства писателя допускаются неточности. После необходимых уточнений хронология выглядит так:
1822г. – дата рождения Д.В. Григоровича;
1825г. – приобретение усадьбы «Дулебино» В.И.Григоровичем;
1825-1826гг. – обустройство усадьбы, дома и имения;
1827г. – переезд семьи Григоровича в Дулебино;
1830г. – умер В.И.Григорович;
1832г. – поездка Д.В. Григоровича на учебу в Москву;
1869г. – умерла Сидония Петровна Григорович (урожденная Варло), мать писателя. Похоронена на кладбище с.Фроловское..

Вот так и получилось, что на пятом году своей жизни мальчик Дима впервые попал на берег красивейшей русской речки Смедвы, воспетой впоследствии во многих его произведениях. Гораздо позднее в официальных источниках уже состоявшегося писателя Григоровича будут называть многочисленными эпитетами: выдающийся, профессиональный, знаменитый и т.д. Однако во всех этих определениях на первом месте стоит — русский писатель. Вот здесь, некоторым образом, можно и отметить такой парадокс: в дулебинском барском доме поселился маленький «французик», который не знал ни одного русского слова. Складывалось так, что по происхождению Дмитрий Григорьевич был наполовину – украинцем, наполовину французом. И, хотя, отца его. Василия Ильича можно считать явно обрусевшим, но в воспитании сына, обремененный хозяйственными заботами, он практически не принимал никакого участия. Воспитанием и первичным образованием Дмитрия занимались мать и бабушка, разговаривая с ним только по-французски. Сам писатель вспоминал впоследствии: « Пяти лет бабушка посадила меня за книжку. Книжка эта была французская азбука, присланная из Парижа».

Таким образом, именно в детстве и отрочестве Григоровичу и предстояло сделать свой подвиг, для того, чтобы из «французика» превратиться не только в русского человека, но и в русского писателя.

Уже на склоне лет, подводя итоги творческого пути, Григорович пишет «Литературные воспоминания». Символично, что начинаются они такими словами: «В кругу русских писателей вряд ли можно найти таких, которым в детстве привелось встретить столько неблагоприятных условий для литературного поприща, сколько было их у меня. Во всяком случаи сомневаюсь, чтобы кому-нибудь из них таким трудом, как мне, досталась русская грамота. Мать моя хотя и говорила по-русски, но была природная южная француженка… Воспитанием моим почти исключительно занималась бабушка, шестидесятилетняя старуха». В заголовках мемуаров Григорович, всегда мягкий и добрый, называет ее «строгой бабушкой», но правильнее было бы назвать ее «деспотичной», ибо она держала в полном подчинении свою дочь и всех домочадцев.

Вот и получается, что мальчику в детстве не суждено было иметь свою «Арину Родионовну». Но такая роль выпала неожиданно на долю камердинера (домашний комнатный слуга у дворян) отца Дмитрия русского мужика Николая. Он для него стал настоящим откровением, проводником в русскую жизнь и культуру, образно говоря «Усатым нянь». Их взаимная любовь была поразительна. Григорович так вспоминал об этом: « До восьми лет в моих руках не было ни одной русской книги; русскому языку выучился я от дворовых, крестьян и больше от старого отцовского камердинера Николая. Он любил меня, как будто он десять раз был его родным сыном, как будто отец мой, перед памятью которого он благоговел, завещал ему утешать меня, любить и ласкать. О нем можно сказать то же, что Филарет (патриарх всея Руси XVII) говорил о русском народе: в нем свету мало, но теплоты много. По целым часам караулил он, когда меня пустят гулять, брал на руки, водил по полям и рощам, рассказывал разные приключения и сказки…
…за весь холод и одиночество моей детской жизни я отогревался только, когда был с Николаем. Когда было решено везти меня в Москву и наступила минута расставанья с Николаем, я, как иступленный, с криком бросился к нему на шею, истерически рыдал и так крепко обхватил его руками, что пришлось силой меня оторвать».

И так, несомненно, первым фактором становления русской личности Дмитрия стало окружение и общение с простым русским народом от пожилого и мудрого Николая до простецкой и шаловливой деревенской ребятни. Второй фактор трудно описывать простыми словами, поскольку в нем есть духовное, сакральное начало. Вероятно, очень удачно это свойство выразил великий Пушкин словами: « здесь русский дух, здесь Русью пахнет!»

Смедовская долина – это древнейшая земля славянских племен с их капищами, почитанием земли, деревьев, воды, с созданием такой ауры, которая сохраняется веками и впитывается потомками. По течению Большой и Малой Смедвы ученые насчитали около 30 вятичских курганов. Само название Дулебино уходит корнями в седую древность. Дулебы – одно из древнейших славянских племен. Об их военных действиях упоминается в летописях еще VI — VII веков. То, что определенные места оказывают на человека благотворное влияние, сейчас уже доказано на научном уровне. Но это очень точно, но на интуитивном уровне почувствовал сам Дмитрий Григорович, когда написав несколько первых, не очень удачных очерков и рассказов, почувствовал, что больше написать что-то, и тем более значительное, в столице он не сможет. Свой душевный позыв вернуться в родное Дулебино он навал «внутренним голосом» и вот как он описал его воздействие: « …моему самолюбию было больно за мою отсталость…литературными моими попытками и тем, что они печатались, нечем было гордиться; я вполне уже сознавал их незначительность и незрелость … Я чувствовал, что дальше так идти нельзя …Внутренний голос подсказал мне, что во мне что-то есть, что я могу что-то сделать, могу пойти вперед, но для этого нужны другие условия, нужно, прежде всего, расстаться с праздной жизнью и оставить Петербург. Я так и сделал. Написав матушке о своих намерениях, я в 1848 году, с наступлением весны, уехал в деревню».

 

Столичная юность
Но все это случится через 16 лет. А пока что десятилетнего Диму с трудом оторвали от Николая и усадили в карету. Паром через Оку и далее дорога на Москву, вторую столицу империи. Отрока пора было определять на учебу. Образование дореволюционной России можно было получать разными способами. Конечно, классическим считалась гимназия, но там Дмитрий сумел продержаться только два месяца. Затем его определили в частный пансион госпожи Моничетти. В этом закрытом учебно-воспитательном заведении Григорович проучился три года. Из полезного можно отметить, что хоть и слабо, но давались уроки русского языка, и, что мальчику особенно нравилось, так это уроки рисования в Строгановском училище. В частном пансионе госпожи Моничетти воспитывались и ее сыновья, ради которых оно было открыто. Когда они подросли, то надобность в этом заведении отпала, и он закрылся. Дмитрий еще мало чему научился, и ему надо было получать образование дальше. С этими хлопотами Сидония Петровна и приехала с сыном в Петербург. Логично было иметь в виду военную службу, продолжая отцовские традиции. Менее тягостным представлялась учеба в инженерном училище, которое также относилось к разряду военно-учебных заведений. Сюда и решено было поступать. Однако в училище нужно было подготовиться и сдать вступительные экзамены. С этой целью нужно было искать репетитора. Дмитрию повезло — за его подготовку взялся капитан К.Ф. Костомаров. Этот талантливый офицер знал свое дело, неслучайно, впоследствии он дослужился до звания генерал-лейтенанта. Его воспитанников в училище уважительно называли «костомаровцами». Нелегко приходилось на первых порах осваивать военную науку молодому Григоровичу. Наверное, еще тяжелее приходилось в эту пору его матери.

Григорович очень стыдился тогдашнего положения его матушки, тщательно скрывал его и даже не описал позже в своих «Воспоминаниях». Однако из других источников мы узнаем, что Сидонии Петровне пришлось первые годы учебы сына в Петербурге также проживать в столице и наниматься на работу, чтобы иметь материальную поддержку для себя и сына. Известно, что мать Григоровича в это время была классной дамой в Смольном институте, затем компаньонкой у важных господ. Сейчас многие слова и понятия 19 века звучат для нас не только малопонятно, но и ложно. Поэтому, есть смысл пояснить их.

Классная дама — это не педагог или учительница, а всего-навсего надзирательница в женском учебном заведении.
Компаньонка – это не соучастница в бизнес-проекте, а женщина, которую нанимали в барский дом для развлечения и сопровождения дам и девиц.

Таким образом, матери Григоровича приходилось быть попросту служанкой, что конечно унизительно для дворянского звания. Как тут еще раз не пожалеть о ранней кончине Василия Ильича Григоровича! При нем, хоть и небольшое имение, несомненно, приносило бы определенный доход, а при двух хозяйках француженках об этом и думать было нечего. В инженерном училище Григорович проучился три года и не закончив его поступил в Академию художеств, где также пробыл недолго. Начались первые литературные опыты.

Судьба распорядилась так, что с юношеских лет Дмитрию везло на знакомство и общение с известными личностями. В инженерном училище Дмитрий знакомится с братьями Достоевскими, Федором и Михаилом. И, если последний вскоре покинул училище, то Федор, будущий знаменитый писатель, из класса тех же «костомаровцев» продолжал обучение на курс ниже Григоровича, хотя был на год старше его, а по образованию и развитию превосходил значительно. Одно время юноши долго жили вместе на квартире. Григорович вспоминал об этом: « Дом, где мы жили, находился на углу Владимирской и Графского переулка; квартира состояла из кухни и двух комнат с тремя окнами, выходившими в Графский переулок; последнюю комнату занимал Достоевский, ближайшую к двери – я. Прислуги у нас не было, самовар ставили мы сами, за булками и другими припасами отправлялись так же сами».

Стоит добавить, что жили юноши вскладчину, получая из дома по 50 рублей в месяц. Деньги – то были вообще приличные, но молодым людям свойственна беспечность. Как правило, первые две недели жили они прилично, а остаток дней впроголодь.

Несмотря на трудный характер Достоевского, они долгое время сохраняли дружеские отношения. В те времена в литературных кругах существовал прекрасный обычай – читать рукописи своих произведений близким друзьям, увлеченным литературой. Впоследствии Григорович вспоминал такую сцену. Он только что закончил рукопись «Петербургских шарманщиков». И первым слушателем очерка стал Достоевский.

«Он, по-моему, остался доволен моим очерком, хотя и не распространялся в излишних похвалах; ему не понравилось только одно выражение в главе « Публика шарманщика». У меня было написано так: когда шарманка перестает играть, чиновник из окна бросает пятак, который падает к ногам шарманщика. « Не то, не то, — раздраженно заговорил вдруг Достоевский, — совсем не то! У тебя выходит слишком сухо: пятак упал к ногам… Надо было сказать: пятак упал на мостовую, звеня и подпрыгивая…» Замечание это, — помню очень хорошо, — было для меня целым откровением…»
Стоит сказать, что при печатании очерка поправка Достоевского, конечно же, была учтена. А что касается самого очерка, то это было для Григоровича заданием Некрасова, с которым он перед этим недавно познакомился. Некрасов задумал издание в нескольких книжках «Физиология Петербурга».

Писал сам. Привлек к изданию В.И. Даля. Дал поручение и Григоровичу. В первую книгу вошел очерк «Петербургские Шарманщики», во вторую – очерк «Лотерейный бал». Обе вещи так понравились Некрасову, что он не имея сам денег, тут же занял их у приятеля Станкевича и вручил Григоровичу первый в его жизни гонорар 100 рублей! Молодой литератор был счастлив. Радость подкрепилась тем, что на очерк обратил внимание Виссарион Белинский: «Петербургские шарманщики» Григоровича – прелестная и грациозная картинка, нарисованная карандашом талантливого художника. В ней видна наблюдательность, умение наблюдать и схватывать характеристические черты явлений и передавать их с поэтической верностью».

Итак, первые «ласточки» Григоровича и Достоевского родились в одном гнезде (под одной крышей) в скромной квартире Графского переулка и вылетели почти одновременно. Дмитрий с любопытством наблюдал старания Федора: «Достоевский между тем целые дни и часть ночи просиживал за письменным столом»…Когда юноша писал, то был замкнут, боялся вмешательства в свой творческий процесс, сохранял тайну. И Вот настал момент откровения:
— Садись-ка Григорович, Вчера только переписал. Хочу прочесть тебе, садись и не перебивай, — сказал он (Достоевский) с необычной живостью.

То, что он прочел мне в один присест и почти не останавливаясь, явилось вскоре в печати под названием «Бедные люди».

Так на пороге творческой юности два писателя обменялись и доверились друг другу первочтением, став, некоторым образом, побратимами. На всю жизнь сохранили они память о скромной «келье», ставшей их первой творческой мастерской почти на три года. Жаль только, что подчас высокая слава оного затмевает реальность и в настоящее время на фасаде известного дома памятная доска гласит о том, что здесь жил и творил только один Ф. М Достоевский…
В то время В.Г. Белинский был ведущим критиком журнала «Отечественные записки». Знакомство с ним оказало благотворное влияние на дальнейшее творчество Григоровича. В начале 1846 года Белинский издал сочинения народного поэта А.В. Кольцова со своей вступительной статьей, характеризующей творчество поэта. Это издание и захватил с собой молодой писатель, вскоре выезжая в имение «Дулебино». И уже здесь, работая над своей первой повестью «Деревня», можно сказать, автор проявил себя как ученик Белинского и последователь Кольцова. К трем главам своей повести взял эпиграфами строки стихов А.В. Кольцова. Но это случится чуть позже, а пока, заканчивая петербургский период жизни Григоровича, нужно вспомнить, что еще во время обучения в художественном училище Дмитрий знакомится с двумя замечательными людьми. Первый – это преподаватель и руководитель училища, уже известный и знаменитый на весь мир своей «Помпеей» художник Карл Брюллов. Ко второму известность и слава придут чуть позже, но его ум и гениальность уже чувствовались в классе художественного училища, в котором он занимался вместе с Григоровичем. Это был художник и поэт, бывший крепостной, недавно выкупленный на волю Тарас Шевченко.

 

Деревенская пахота
В ранних произведениях Григоровича петербургского периода ощущалась недостаточная самостоятельность литературной манеры, чувствовалось подражание Гоголю. В «Шарманщиках» промелькнули искры мастерства очеркиста, журналиста, но эти «искры» не могли разгореться до пламени писательского таланта в «Туманном Альбионе». Сам Григорович это остро чувствовал и глубоко переживал, поэтому с такой страстью и писал о «внутреннем голосе», звавшем его в деревню. Он еще сомневался, хорошо ли ему будет в сельской местности. Сомнения улетучились при въезде на пригорок: «Подъезжая к родному гнезду, я не узнавал себя. Я никак не воображал, что мне так легко обошлась разлука с Петербургом, и так радостно было снова увидеть деревню, где протекло мое детство. Сердце мое окончательно размягчилось, когда, при въезде не очередной пригорок, передо мной открылась долина речки Смедвы, сама Смедва блеснула в своих изгибах, замкнутых зеленеющими склонами с их рощами, когда в глубине обрисовался темный старый сад с его липовыми аллеями и подле него крыша нашего дома».

Начинается, так называемый, деревенский или дулебинский цикл жизни и творчества писателя. И свершилось еще одно чудо. Здесь на деревенских просторах в «Приокском крае» родился известный русский писатель, здесь он нашел вдохновение на лоне благословенной природы, матушки земли, которую он полюбит на веки. Здесь он и написал вдохновенные откровением строки: « Не знаю, обделила меня судьба или наградила, знаю только, что прожив 25 лет сряду на Оке, я не разу не жаловался. Я скоро сроднился с нею и теперь люблю ее, как вторую отчизну. Не вините же меня в пристрастии – в некоторых случаях пристрастие извинительно, — не вините же, если берега Оки, ее окрестности и маленькие речки, в нее впадающие, кажутся мне краше и живописнее других берегов, местностей и речек России.»
Символично, что свою первую повесть Григорович называет «Деревня». Здесь же он пишет, на мой взгляд, самую сильную вещь- повесть «Пахарь». И сам писатель, образно говоря, уподобляется здесь, в родовом имении деревенскому пахарю. Он, со всей тщательностью, присущей крестьянину на поле, пашет с усердием до пота свою литературную ниву, скрупулезно изучая крестьянский быт, жизнь, обычаи, судьбы. Результатом этого и стали две взрывные для того времени повести «Деревня» и «Антон-Горемыка». Никто до Григоровича не писал так про крестьянский быт, про простого русского мужика. Можно сейчас внимательно прочитать эти произведения, но увы мы не можем представить себе и чувствовать и мыслить категориями XIX века. Поэтому для нас и впечатления от прочитанного будут слабее, ниже, восприниматься в другом ракурсе. А для современников это было эффектом разорвавшейся ядерной бомбы, радиация от которой долго воздействовала на русское общество. В последствии М.Е. Салтыков – Щедрин писал, что эти две повести Григоровича были как « первый благотворный весенний дождь, первые хорошие слезы, и с легкой руки Григоровича мысль о том, что существует мужик – человек, прочно залегла и в русской литературе и в русском обществе».

Глубоко потрясенный жизненной и художественной правдой «Антона – Горемыки» Белинский в письме к В.П. Боткину говорит: «Ни одна русская повесть не производила на меня такого страшного, гнетущего, мучительного, удушающего впечатления; читая ее, мне казалось, что я в конюшне, где благонамеренный помещик порет и истязует целую вотчину – законное наследие благородных предков».

Повести Григоровича были встречены на «ура» передовой российской интеллигенцией и прогрессивными литераторами. Соответственно « эффект бомбы» задел ретроградов и Григорович с горечью вспоминал: « Не обошлось, конечно, без насмешек со стороны ненавистников реального направления литературы. В «Ералаше» (сатирический альбом карикатур) я был изображен в виде франта, роющегося в навозной куче, между тем как из ближайшего окна баба выливает мне на голову шайку помоев. В низу надпись такого рода: « Неудачное отыскивание Акулин в деревне». Но те критиканы были мелкие сошки. Интереснее знать мнение истинно великих людей. В 50-е годы Григорович знакомится с Л. Толстым. Вместе они сотрудничают в «Современнике». Более полувека поддерживают дружески е отношения. Об этом можно было бы много написать, но ограничимся только тремя эпизодами.

В начале 90-х годов книгоиздатель М.М. Ледерле просит Л.Н.Толстого прислать ему список книг, произведших на него в разные периоды жизни наибольшие впечатление. Письмом из Ясной Поляны от 25 октября 1891 года Толстой удовлетворяет просьбу издателя. В периоде с 14 до 20 лет писатель приводит список из 16 названий. Среди них Нагорная проповедь из Евангелия, произведения Гоголя, Пушкина, Шиллера, Диккенса, Лермонтова. Здесь же указывается: « Григоровича «Антон – Горемыка», а в графе впечатлений написано: «очень большое». В письме Григоровичу в 1893 году Л. Толстой писал: «Помню умиление и восторг, произведшие на меня, тогда 16-летнего мальчика, не смевшего верить себе, — «Антоном-Горемыкой», бывшем для меня радостным открытием того, что русского мужика – нашего кормильца и – хочется сказать: нашего учителя, — можно и должно описывать, не глумясь и не для оживления пейзажа, а можно и должно писать во весь рост, не только с любовью, но с уважением и даже трепетом». Григорович в разгаре своей «деревенской пахоты» начал уже печатать не только повести, но и романы. Л. Толстой пишет ему в мае 1856 года: «Давно, давно собирался Вам писать, во-первых, о впечатлении чрезвычайно выгодном, которое произвел Ваш «Пахарь», и что я знаю об этом впечатлении, а во-вторых, о впечатлении прекрасном, которое произвела на меня Ваша апрельская часть «Переселенцев». Теперь ничего не напишу, исключая того, что ужасно Вас люблю и желаю Вас поскорее видеть».

В своих воспоминаниях Григорович писал: «Зиму 1847 года провел я в Петербурге и написал для «Современника» рассказ «Бобыль». Трудность, с какою достался мне этот небольшой рассказ, убедила меня, насколько уже деревенская тишина и спокойствие домашней жизни успели избаловать меня. Баловство это сделалось со временем такою необходимостью, что, несмотря на все мои старания и опыт, я никогда не мог уже потом страницы написать в Петербурге».

Важность этой цитаты, кроме прочего, заключается как раз в том, что усадьба «Дулебино» стала для писателя настоящей творческой мастерской. Здесь он списывал с натуры великолепие приокских пейзажей, здесь он в округе стал постоянным посетителем мельниц, этих своеобразных мужицких клубов, здесь он ездил по окрестным трактирам, ярмаркам, всем тем местам, где возможно свободное общение с простым русским народом. Здесь он надолго уединялся в рабочем кабинете и писал, писал, писал…, ни сколько не опасаясь, что заявится невзначай петербургский праздношатавшийся знакомый и позовет в театр или на вечеринку. Даже без тщательного анализа , становится очевидно, что именно в Дулебино Григорович написал основную массу своих, причем самых серьезных произведений. Практически все романы и законченные и не законченные написаны здесь. Сюда сразу же после морского путешествия приехал Дмитрий Васильевич, что бы написать «Корабль Ретвизан», который впоследствии составил отдельный том собраний сочинений Григоровича.
Творческий деревенский процесс писателя насчитывает 15 лет. В «Литературных воспоминаниях» Григорович отводит гораздо больше место столичной жизни, чем деревенской, и это вполне обосновано.

 

В первых рядах современников
В 50-е годы 19 века передовые литераторы, представители, так называемой, натуральной школы сплотились под знаменем самого передового и наиболее популярного в России журнала «Современник». Вкратце об истории самого журнала. Основал его наш гений, великий А.С. Пушкин. Увы, в последний год своей короткой жизни. То есть, образно говоря, знамя изданию он преподнес, а вот создать из журнала бастион передовой русской литературы не успел.

Пушкинское наследие принял близкий друг поэта Петр Александрович Плетнев, сам писавший неплохие стихи и известный современникам как литературный критик. С 1838 по 1846 год он считался и редактором и издателем «Современника». Поднять высоко репутацию и авторитет журнала ему не удалось. Вероятно, это происходило не из-за отсутствия литературных дарований, а и из чрезмерной занятости (П.А.Плетнев был профессором, академиком, ректором Петербургского университета) и просто неумения решать практические, технические вопросы издания. Проще сказать, журнал просто захирел и дышал на ладан.

В таком состоянии в 1847 году перекупили журнал и стали его совладельцами известные по тем временам литераторы Н,А. Некрасов и И.И. Панаев. Слава первого многократно возросла и сохранилась до нашего времени, литературный талант второго предан забвению. Эти люди официально владели изданием, но его идейным руководителем стал В.Г.Белинский. Яркая звезда на российском литературном небосклоне засияла под именем «Современник».

С журналом этим стал сотрудничать А.И. Герцен, И.А Гончаров, И.С.Тургенев, А.Н. Островский и другие знаменитости. При участии Н.Г.Чернышевского и Н.А.Добролюбова «Современник» стал символом и органом революционных демократов.
Журнал стал проводником идей крестьянской революции. Начались трения с цензурой, а в 1866 году, после покушения Д.В. Каракозова на Александра III, «Современник» был и вовсе закрыт. Вот такая вкратце история этого прогрессивного издания, символизирующая собой целую эпоху в русской прогрессивной литературной жизни.

С самого начала в активную жизнь «Современника» включился и Д.В. Григорович. Самая знаменитая повесть писателя «Антон Горемыка» впервые увидела свет именно в «Современнике», в 11-м его номере за 1847 год. Можно сказать, молодой Григорович бурно ворвался в первые ряды литературных «современников». В 1848 году «Современник» публикует «Капельмейстера Сусликова», в следующем году-«Похождения Накатова» и «Четыре времени года», и так далее. В 1853 году в четырех номерах журнала находит первое признание роман: «Рыбаки».

В мартовском номере журнала в 1856 году появляется повесть; «Пахарь». И весной этого же года происходит знаменательное событие: «Современник» делает «Соглашение» на исключительное сотрудничество с журналом самых известных литераторов. Это делалось «ввиду усиливающейся журнальной конференции, а главное, для консолидации самых популярных писателей вокруг «Современника». Таких «популярных» насчитывалось только четверо: Толстой, Тургенев, Григорович и Островский. С ними и было заключено «Соглашение». Оно предусматривало небывало высокие гонорары по тем временам (40 рублей за лист), что вызвало бурную реакцию в литературных кругах. Вместе с тем, договор предусматривал и довольно жесткие обязанности, в том числе и право первой публикации. Подписавшие соглашение отныне считались постоянными сотрудниками журнала.

Необходимо отметить, что из «великолепной четверки» наиболее добросовестным и трудолюбивым оказался именно Григорович. Об этом говорят факты. За 1857 год Григорович напечатал в «Современнике» 12 печатных листов, Толстой только 10, тогда как Тургенев -3, а Островский всего только 2 (один печатный лист — приблизительно 700 строк). В последствии в «Литературных воспоминаниях» Григорович говорил про это время: « Ближайшие мои связи были с «Современником», благодаря старому знакомству с Некрасовым, симпатии к Панаеву и другим лицам кружка».
Здесь Дмитрий Васильевич имеет в виду литературный кружок опять же малоизвестного сейчас литератора Бекетова. Молодые писатели, журналисты, музыканты, артисты часто создавали, так сказать, клубы по интересам, где обсуждались как и важные литературные вопросы, так и было место светским увлечениям и развлечениям. Такие места собраний «золотой молодежи» назывались салонами. Одним из самых знаменитых таковых заведений считался в Петербурге салон у Виельгорских. Его Григорович красочно описывал в своих воспоминаниях. Для молодого писателя все это давало возможность заводить полезные связи и знакомства. Орбита его, пока маленькой звездочки, пресекалась с звездными величинами не только российской, но мировой галактики. Уже упоминалось о знакомстве Григоровича с А.И. Герценом, который сыграет положительную роль в его дальнейшем творчестве. В современной истории имя Герцена ассоциируется с его другом и соратником Огаревым. С ним Дмитрий Васильевич так же знакомится. При необычных, если не сказать комических, обстоятельствах. Чтобы быть объективными, предоставим слово самому Григоровичу: «Утром просыпаюсь в незнакомой комнате, луч солнца бьет из окна. Передо мною, на кровати, приклонившись спиною к пирамиде подушек, сидит незнакомый господин с мелко-курчавыми, белокурыми волосами и такою же бородой. Перед ним, на гладко выровненном одеяле, большой поднос, уснащенный котлетами и чайным прибором.

— А! — воскликнул он мягким голосом, — вы проснулись, и хорошо сделали… Вчера я и Боткин приехали к Павловым к концу ужина,- вы были прекрасны, нечего сказать! Я захватил вас оттуда и привез к себе…
Господин этот был не кто другой, как Николай Платонович Огарев, известный поэт и друг Герцена!».

Вот так иногда, после веселой пирушки происходили подчас интересные знакомства. Конечно, это был исключительный случай. Совсем по-другому сложилось у Григоровича знакомство и сотрудничество с замечательным человеком, знаменитым русским языковедом, Владимиром Ивановичем Далем. В это время он служил и занимал должность директора канцелярии министра внутренних дел. Жил так же , в здании министерства. Владимир Иванович сам литератор и большой знаток русского языка помогал молодым писателям, но был строг и справедлив. Он устроил молодого Тургенева к себе на службу, но когда тот на час опоздал на службу, то Даль устроил ему такой разнос, что Тургеневу пришлось тут же уволиться.

Григоровича Даль пригласил сам после прочтения его первой повести « Деревня».

Владимира Ивановича заинтересовали сцены простонародного быта в этом произведении. Его занимало все , что касалось народного быта, языка, сказок, пословиц и поговорок, то что в последствии окрестили одним словом- фольклор. В этой части у него были собраны настоящие сокровища. Вот в эти «закрома» и был допущен Григорович. Он даже был удостоен чести работать в личном домашнем кабинете Даля и подолгу работал в нем, унося с собой бесценные копии тех «сокровищ», чтобы украсить свои будущие произведения.

У Григоровича было много замечательных знакомых. Среди них хочется особенно выделить Александра Дюма. Их знакомство состоялось в июне 1858 года, когда великий француз приехал в Петербург. Григорович, с его превосходным знанием французского языка, стал для писателя «его постоянным гидом…». Кроме этого их сблизила и литературная деятельность. С помощью Григоровича Дюма переводил на французский стихи Пушкина, Вяземского, Некрасова, а также такое значительное произведение как роман нашего земляка коломенского писателя И.И.Лажечникова «Ледяной дом». Григорович получил любезное приглашение Дюма побывать у него в Париже. В книге «Корабль «Ретвизан» Григорович подробно описывает путешествие в Париж, оригинальный дом и замок писателя, встречи и беседы с Дюма-сыном. В свою очередь А.Дюма написал книгу «Путешествие по России». В ней автор с большой теплотой описывает встречи с Григоровичем и их сотрудничество.

Интересная и насыщенная была у Дмитрия Васильевича жизнь в столичном Петербурге, но это была временная жизнь, наездами. Сам Григорович признавался: «…я никогда в это время не оставлял деревни, не имея в руках готовой работы». А эти работы, как известно, он создавал в Приокском крае.

 

На берегах матушки Оки
Разные критики по-разному оценивают значимость того или иного произведения Григоровича. Где-то они объективны, где-то не совсем. Пусть нас признают субъективными, но для нас эпохальным произведением писателя стоит считать роман «Рыбаки».

Критика вкратце так обрисовывает сюжет этого произведения.

В романе предстаёт перед нами прежде всего житие-бытиё семьи рыбаков с её патриархальным укладом. Сюжет романа не сложен. Живёт на берегу полноводной Оки суровый трудовой человек Глеб Савинов, со своей семьёй. У него три сына: Пётр, Василий и Иван. Глеб берёт в семью и приёмыша Григория, прикидывая, что не помешают делу ещё рабочие руки, да придёт время — будет кому первому нести рекрутскую повинность. На другом берегу реки, почти напротив избы Глеба живёт около озера другой рыбак — добродушный старик Кондратий с дочерью Дуней. Старый Глеб думает женить на Дуне своего младшего Ваню, которому Дуня полюбилась. Однако в жизни происходит по-иному. Дуня со всей страстью полюбила приёмыша Гришу и тот отвечает ей взаимностью. Узнав об этой взаимной любви, Иван самоотверженно уступает своему сопернику и, к глубокому огорчению отца идёт вместо Григория в солдаты. Переживания главы семьи Глеба усугубляются тем, что в семье возникает ещё один конфликт: сыновья Пётр и Василий пожелали отделиться и уйти на заработки в рыбацкие слободы. После смерти Глеба, Григорий попадает под влияние дурных людей из фабричной среды, пьянствует и спускает всё состояние, нажитое долгими годами трудовой жизни рыбачьей семьи. Он участвует в краже. Спасаясь от преследования, кидается в Оку и тонет, оставив Дуню с младенцем. Через много лет, возвратившись с воинской службы, Ваня разыскивает Дуню. Таковы ключевые события произведения. Роман интересен изображением характеров и повседневной жизни рыбаков.

Приблизительно так трактовали сюжет романа советские критики. Стоит добавить, что произведение и сейчас с удовольствием можно читать как любовный роман.

Некоторые критики упрекали писателя в том, что «Рыбаки» перенасыщены этнографическим материалом. Однако то, что другие возводили в ранг недостатка, для нас можно посчитать благом. Действительно, не перестаёшь радостно удивляться с каждой страницей романа, когда встречается в ней ещё одно знакомое имя, родное название. В повествовании мы обнаруживаем упоминание городов соседних губерний и уездов: Тулы, Рязани, Коломны, Каширы и Серпухова. И совсем уже по родственному читаем названия наших деревень и сёл: Смедово, Редькино, Горы, Клишино, Болотове. Эти топонимы по многу раз упоминаются в тексте романа, но рекордов достигли два наших села. В тексте «Рыбаков» 69 раз прописана Сосновка! Но «золотую медаль» по праву можно присудить Комарёву — 97 раз звучит это название на страницах книги. И даже восемнадцатая глава носит такое же название — «Комарёво»!

И, опять же, необходимо отметить, что в этом произведении Григорович более ценен нам не столько как романист, а скорее как мастер-пейзажист. Вот одна из цитат: «С этого места открывается пространство, которому, казалось, конца не было: деревня, находящаяся в вёрстах двадцати за Окой, виднелись, как на ладони. За ними синели сосновские леса, кое-где перерезанные снежными, блистающими линиями. Ближе тянулись озёра: покрытые снегом наравне с лучами, но обозначившийся серой каймою лесистых берегов своих, они принимали вид небольших продолговатых кругов, многие из них имели, однако ж версты три в округленности. Столетние дубы, одиноко возвышавшиеся между озёрами, мелькали как точки».

Сцена ледохода на Оке… А вот в летнюю ночь поднимается буря на этой реке. Описания такие впечатляющие, что будто ты сам попал в разбушевавшуюся стихию и переживаешь и замираешь от страха.

Близок, ценен и дорог нам Григорович и тем, что в этом романе он ярко описывает картину зарождавшуюся в наших краях фабричной жизни. И хотя географическая точность нахождения текстильных мануфактур им не соблюдается (фабрики в своём романе автор размещает в Комарёве), условия в которых трудятся взрослые и малолетние ткачи, он описывает с протокольной достоверностью: «Весь нижний этаж, состоящий из четырёх сквозных срубов, был занят фабрикой. Во всех промежутках деревянной паутины виднелись быстро вращавшиеся колёса, которыми управляли мальчики и девочки, покрытые струями пота. Они должны были задыхаться. Мудрёного нет: самый дюжий работник, проживший год в этой духоте, начинал хилеть и сохнуть… Народ теснился, как огурцы в бочке, решительно не было возможности ткнуть пальцем без того, чтобы не встретить бруса, натянутой основы или человеческого затылка».

Григорович село Комарёво неоднократно посещал, внимательно изучал быт и нрав его поселенцев. Почти 20 страниц занимает в романе «Рыбаки» глава «Комарёво». Совершенно верно восхищается автор красотой комарёвской церкви. По свидетельствам очевидцев Никольский храм в Комарёве считался лучшим в округе.

Многолюдные сёла являлись не только очагами зарождавшейся промышленности, но центрами народных праздников и гуляний. Автор романа весьма точно, образно описывает застолье в комарёвском кабаке «Расставание». Дни народных веселий не обходились без такой забавы, как кулачные бои. Чувствуется, что Дмитрий Васильевич был хорошо знаком с тонкостями и спецификой этой молодецкой забавы. Воспроизведём здесь только один эпизод: «Народ, привлечённый кулачным боем, прижимал рыбака к тесному кружку, обступившему бойцов. Высокий рост старого рыбака позволил ему различать на середине круга рыжего, исполинского молодца с засученными по локоть рукавами, который стоял, выставив правую ногу вперёд и размахивая кулаками.
— Федька, батрак с клишинской мельницы! — восторженно показывал сын смедовского мельника, спутник Глеба.
— Выходи! — кричал Федька, поворачивая во все стороны лицо своё, такое же красное, как и волосы, обводя
присутствующих мужчин, пьяными глазами.

Никто, однако ж, не решился «выходить», из говора толпы можно было узнать, что Федька, уложил уже лоском целый десяток противников. Кому угодил под «сусалы» либо под «микитки», кого под «хряшки в бока», кому «из носу клюквенный квас пустил» — «смел был добре на руку».

И тем не менее, при всей многоплановости романа, Григорович остаётся верен основной теме, выраженной заглавием — это профессиональный труд рыбаков. При нескрываемой симпатии, любви к пахарю-крестьянину писатель устами главного героя Глеба превозносит его рыбацкое дело: «Рыбаку накладнее пахаря: там, примерно, всего одна десятина, — ходишь да зернышко бросаешь… Рыбаку требуется больше простору; к тому же и зернышко то наше живое… само в руку не даётся: пойди, поищи да погоняйся за ним!»

И. конечно, весь роман пронизывает чувство любви к родному краю, выражаемой как героями романа, так и самим автором. Здесь он впервые употребляет выражение «Наш Приокский край», неоднократно повторённое впоследствии в других произведениях. Здесь в конце романа автор произносит известный монолог о том, что в этих краях прожил четверть века и не пожалел об этом.

Но, пожалуй, подытожить повествование стоит словами главного героя романа Глеба Савинова, когда он, умирающий просит повернуть его лицом к реке: «Прощай, матушка Ока!… — сказал Глеб, бессильно опуская на грудь голову — Прощай, кормилица… Пятьдесят лет кормила ты меня и семью мою… Благословенна вода твоя! Благословенны берега твои!…»

Как уже упоминалось, впервые роман был опубликован в журнале «Современник». В это время Некрасов писал Григоровичу: «Ваш роман без преувеличения хорош, это все говорят в Петербурге; и здесь я отовсюду слышу ему похвалы».
Вскоре роман выходит отдельным изданием и здесь сказывается дружеское отношение к Григоровичу А.И. Герцена. Он пишет предисловие к «Рыбакам», где даёт весьма лестный отзыв о произведении. Более того, Герцен содействует изданию романа за рубежом вначале на немецком, затем на французском языках. К немецкому переводу Герцен опять же пишет предисловие под заголовком «О романе из народной жизни в России».

Таким образом, слава о наших рыбаках расплескалась не только по берегам «матушки Оки», но и выплеснулась на океанские побережья.

 

Портрет и орден
Если наш Дмитрий Васильевич не написал бы даже ни одного художественного произведения, он все равно стал бы известной личностью. Его портрет находится в постоянной экспозиции Государственной Третьяковской галереи. Автор этого полотна Иван Николаевич Крамской, которого искусствоведы называли «великим русским художником-демократом, идейным вождем и активным участником Товарищества передвижников».

Из выдающихся работ художника стоит назвать хотя бы такие известные, как «Русалки», «Христос в пустыне», «Неутешное горе», «Полесовщик», «Неизвестная». Последнее полотно уже ближе по жанру к портретной живописи, а именно в ней Иван Николаевич и достиг совершенства, заслуженно признан выдающимся мастером портрета.

Галерею портретов Крамской начал с изображения основателя «Третьяковки» Павла Михайловича Третьякова. Давно стали хрестоматийными иллюстрации с портретов таких великих людей как Лев Толстой, Николай Некрасов, Михаил Салтыков-Щедрин, Яков Полонский, Иван Гончаров.

И, конечно, в этой плеяде достойное место занимает портрет нашего Дмитрия Васильевича Григоровича. На темном фоне ярко выделяется светлый лик известного литератора, также искусно, в светлых тонах прописана рука писателя с позолоченным пенсне. Слегка склоненная голова, с высоким челом, пышные усы, кажется, чуть-чуть полуулыбка и неплотно сжатые губы создают впечатление, что вот сейчас Дмитрий Васильевич что-то произнесет, такое хорошее, светлое, доброе… Здесь создан удивительно живой и яркий человеческий образ.

Про Григоровича писали многие. Пожалуй, одна из лучших статей, вошедшая во многие сборники произведений писателя написана литературным критиком Всеволодом Троицким и называется она «Добрый талант».

Мне кажется, что такое же название можно по праву дать и величавому портрету Крамского. В читальном зале городской библиотеки находится портрет Дмитрия Васильевича Григоровича, на котором есть пометка «копия». Копия выполнена изумительно. Точно такой же формат, что и у оригинала из Третьяковской галереи, может быть, багетовая рама чуть победнее.. Не специалисту трудно отличить оригинал от качественной копии. О том, что копия выполнена на высоком художественном уровне, давали подтверждение профессиональные художники.

Высказывалось предположение, что копию писал сам Крамской. Так ли это? Об этом могут дать заключение только профессиональные эксперты. Нам лишь известно, что долгое время этот портрет находился в комнате-музее Дулебинского сельского клуба, экспозиции которого были во многом составлены из подлинных вещей и предметов кабинета Григоровича в Дулебинском имении.
В любом случае озерчане могут гордиться тем, что в родном городе они могут увидеть это замечательное полотно.

* * *
31 октября 1893 года в Петербурге в здании Императорского Общества поощрения художеств, состоялось торжественное заседание, посвященное 50-летию литературно-общественной деятельности Дмитрия Васильевича Григоровича. Стоит отметить, что заседание отличалось высокой помпезностью. Достаточно сказать, что на нем присутствовали члены Государственного Совета, а также титулованные «их высочества» — принцы Александр и Петр Ольденбургские, принцесса Евгения. Именно с ней под руку и появился юбиляр Дмитрий Васильевич. Почетные гости заняли места на эстраде. Однако все торжественно поднялись. Принцесса объявила, что ей надлежит выполнить повеление императора. Под сводами зала зазвучал торжественный гимн «Боже, царя храни!» Под эти звуки через правое плечо юбиляра была перекинута широкая муаровая лента красного цвета с двойной белой каймой с каждой стороны и на ней укреплен золотой крест под красной эмалью. Каждый из четырех концов креста, исполненного в мальтийских канонах, был разделен надвое и имел в завершение золотые шарики. По краям шла двойная золотая кайма. В середине на круглом щитке белой финифти помещался красный вензель Станислава из двух переплетенных латинских «С» под зеленым венком. Но это еще не все. На грудь юбиляра была приколота серебряная звезда с восемью лучами. В середине звезда имела белый круглый щит, обведенный золотою полосой, с вензелем святого Станислава, украшенным вокруг лавровыми золотыми ветками. Такая сложная атрибутика полагалась для награжденного орденом Святого Станислава первой степени. Теперь Дмитрий Васильевич Григорович имел почетное звание кавалера этого ордена, весьма почетного в Российской империи. В награждении указывалось, что кавалер получил эту почетную награду за «сочинение и обнародование творений, признанных общеполезными». Кстати, орден имел свой девиз, который в переводе с латинского гласил: «Награждая, поощряет».
Здесь необходимо отметить, что Григоровича достаточно хорошо знали при императорском дворе, ценили и использовали его заслуги. Сам император Александр Ш был большим ценителем искусства. Известно, что именно у Григоровича император приобрел раритеты и коллекцию редкостей, которая демонстрировалась в специально отведенных для этого двух залах Аничкового дворца. Занимая пост секретаря Общества поощрения художеств, Григорович читал лекции по истории искусства цесаревне Марии Федоровне и цесаревичу Николаю Александровичу.

Приятно сознавать, что в процессе работы над этим очерком происходили неожиданные открытия. Так в комнате-музее Григоровича в витрине экспонатов из кабинета писателя лежала вещица в виде какой-то печати, печатки или штампика на длинной ручке. Изделие изящное и миниатюрное. Длиною всего в шесть с половиной сантиметра. Диаметр верхней деревянной ручки в 30 миллиметров, нижний металлический наконечник диаметром в 16 миллиметров. Интересно, что деревянная ручка изготовлена, скорее всего, из ценного поделочного материала — карельской березы, качественно отполирована и покрыта лаком. Нижний бронзовый диск явно предназначен для получения оттиска. Но что в изображении? Какое-то сплетение «червячков» что ли? Предполагалось, что это вензель. И вот оказалось, что именно этот штамп или печать имеет прямое отношение к нашей теме, то есть, это точно воспроизведенный вензель с ордена Святого Станислава, выполненный из искусно переплетенных двух латинских «С».

Кавалер этого ордена имел право ставить оттиск такого вензеля на свои деловые бумаги, официальную переписку и т. п. Также в официальной иерархии кавалер этого ордена приравнивался к 4 классу российского табеля о рангах, что соответствовало армейскому званию генерал-майора или гражданскому чину действительного статского советника и обращение к такому чину было только «ваше высоко превосходительство». Вот таким высокопоставленным и стал в свое время наш Дмитрий Васильевич.

 

Слава тебе, Господи!
Во время создания этой повести мы с тревогой следили за поездкой нашего товарища по литературному объединению Максима Муромского в Петербург. У него были определенные задачи – найти могилу Григоровича, дом, где он жил с Достоевским, здание общества поощрения художеств, где он служил 20 лет, произвести кино и фотосъемку этих объектов. Задание получалось очень сложным и трудным, учитывая, что поехал Максим в Питер впервые и в одиночку, время ограничивалось в сутки, координаты объектов были приблизительные.

Вот поэтому мы и волновались. Слава Богу, что волнения оказались напрасными. Посланец вернулся из северной столицы радостный и веселый с пачкой четких фотографий и отснятым киносюжетом. Спрашивали: «Как удалось найти могилу писателя?» Максим отвечал: «Да она как-то сама нашлась…».

И это на огромном старинном кладбище, где тебе ни указателей, ни сопровождающих! Также «случайно» нашел Максим и скромный дом в Графском переулке, где жили юные Дмитрий и Федор, а потом он «случайно» поднял глаза и поразился надписью старинным шрифтом: «Императорское общество поощрения художествъ».

Снимки получились четкие и контрастные, несмотря на свойственные «Северной Пальмире» туман и непогоду. В общем, мы пришли к выводу, что такая удача произошла по благословению Божьему. Мы делали богоугодные дела, и Господь нам помогал.

Символичен сам памятник или надгробие над могилой Григоровича. Гранитный обелиск, увенчанный массивным крестом. Со дня смерти и захоронения писателя прошло более 107 лет. Сколько вихрей и бурь революций, властей и безвластий, войн, блокады, тотальных бомбежек и артобстрелов выдержал славный Петербург-Петроград-Ленинград! А памятник Дмитрию Васильевичу сияет чистотой и величием и по сей день. В этом также чувствуется промысел Божий.

Григорович был человеком глубоко верующим. Эту православную веру он сохранил до конца жизни своей. Не подвергал ее сомнениям, как например, Лев Толстой, не занимался новым богоискательством, как Максим Горький. Свои произведения он писал, твердо веря, что вдохновение происходит от Бога. Будучи уже в преклонном возрасте, он внушал эту веру молодым литераторам. Вот с какой теплотой вспоминает о Григоровиче тогда начинающая поэтесса Зинаида Гиппиус: «Мне долго не верилось, что это тот самый Григорович, автор с детства знакомых «Проселочных дорог», «Антона-Горемыки». На портретах он – полный господин с бакенбардами. А этот — высокий, тонкий, подвижный. Белая бородка у него коротко подстрижена.

Мы с Григоровичем большие приятели. Постоянно встречаемся, весело болтаем. Он любезно меня расхваливает:
— Пишите! Пишите!

И даже крестит маленькими крестиками, благословляя мой дальнейший литературный путь».
С детства впитав в себя крестьянское, народное отношение к религии, к божественному началу, глубоко уважая обычаи и обряды веры, он все это отображал в своих произведениях, был нетерпим к ханжеству.

В своих «Воспоминаниях» Григорович с иронией, сарказмом и негодованием описывает свое посещение соседнего имения в Сенницах сановитого, но выживающего из ума престарелого графа Виельгорского. По его барскому велению собрано в воскресный день все женское население усадьбы. Бабы и девушки, разряженные по прихоти хозяина в сарафаны с лестниц и стремянок «работают» в липовой аллее. Обрывают цвет с деревьев и насыпают его горками на белые простыни. По мнению самодура – это важная статья дохода в барском имении. Когда Григорович пытался объяснить, что воскресенье – крестьянский праздник, когда каждый православный, отложив даже самые важные заботы, предпочитает посещать церковь, то писателя грубо оборвали и обвинили в «закостенелых предубеждениях». С грустью констатирует автор:
«Я узнал потом у управляющего, что из собранного липового цвета с трудом продан был фунт за полтинник в зарайскую аптеку; остальное свалено в сарай, где и сгнило».

Советская критика представляла Григоровича однобоко и в некоторой степени извращенно, как критикана крепостнического порядка в России. Однако, другое направление творчества, его гениальность в отображении духовного облика русского крестьянина, его одухотворенности, стремление к доброте, любовь к труду и природе как божественному началу, подвергались не только умолчанию, но и несправедливой критике.

Сейчас православный или просто интеллигентный, эрудированный читатель должен открыть для себя нового Григоровича. Найти в его произведениях созвучия в своей душе и помыслах. Его повесть «Пахарь» — это гимн крестьянскому труду. Жизнь старого пахаря Анисимовича прошла в праведном труде. Несмотря на многие тяготы и заботы он твердо верил, что «все это в руке божией». Самое таинственное для человека – это его смерть, прощание с жизнью, и здесь каждый ведет себя по-разному. Вероятно, умирать с улыбкой на устах это и есть одно из понятий счастливого конца. Автор описывает свое присутствие на смертном одре старого пахаря: «Мне стало казаться, что в этом трепетном мерцании, которое разливала свечка над изголовьем умирающего, стоит не страшный, угасающий образ – нет! Но ясно улыбающийся ангел, который ласково простирал вперед руки и тихо двигал белыми лучезарными крылами…».

В 19-м веке в русской литературе существовал, прочно забытый сейчас, жанр рождественского рассказа. Только два человека из русских писателей в этом жанре были признаны, как выражались тогда «королями», это
Н.С. Лесков и наш Д.В Григорович. Показателен в этом отношении его рассказ «Прохожий». Здесь все соответствует канонам классического жанра: жутковатая история вначале и счастливый конец. В метельную ночь под Рождество, в так называемый, Васильев вечер бредет по заснеженному бездорожью одинокий продрогший путник. «Пустите во имя Христово», — просится он на ночлег в сельские дома, охваченные предпраздничной лихорадкой. В зажиточных домах он получает отказ и только в бедной хате у хозяйки Василисы и ее сына Алексея он находит приют. Умирая у них на руках, он завещает им свой клад – сбережения, на которые Алексей и его невеста Параша строят новый дом и справляют новоселье. Все писано так живо, с такими местными ориентирами, что в пору самим отправляться на поиски сокровищ:
«…Пошли …сына в село Аблезино… там за рощей…подле громового колодца… дупло…зарыта ку…кубышка, двадцать лет копил! …возьмите за добро ваше…».

Эмоционален также его рассказ «Рождественская ночь», в котором благородство нищенки с голодными детьми превозносится гораздо выше показного благородства сановника Араратова. Здесь как бы еще подчеркивается библейская истина о том, что «богачу попасть в царство небесное труднее, чем верблюду пролезть в игольное ушко».
Несомненно, заслуживают внимания и такие произведения Григоровича как «Не по хорошу мил, — по милу хорош», а также «Город и деревня». В этих произведениях проповедуется высокая христианская мораль и при их чтении на душе становится светло, тепло и радостно.

Особняком в творчестве Григоровича остается его небольшой рассказ «Светлое Христово Воскресение». Если предыдущие перечисленные произведения еще как-то случайно попадали в советские издания, то последнему произведению в этом отношении не посчастливилось, вероятно, из-за названия. На самом деле там нет ничего, даже слегка ущемляющего советскую мораль. Просто это красивая душевная детская сказка, в которой для доброго человека в Пасхальное утро пригоршни тлеющих углей превращаются в золотые монеты, а у недобрых людей те же угли прожигают полы одежды. Не зря и подзаголовок рассказу Григорович определил как «Народное поверье».
В читальном зале библиотеки имени Д.В. Григоровича есть подлинник дореволюционного издания этого произведения. Можно сделать и ксерокопию. Прочитайте это «народное поверье» — у вас душа возрадуется.

 

Долина вдохновения
В краеведческом разделе моей библиотеки бережно хранится книжонка А.Грачев. «Хозяин полей и машин». Выпустило её почти полвека назад в 1958 году издательство «Московский рабочий». Из выходных данных можно узнать — тираж 12000 экземпляров.

Автор А.Грачев-председатель колхоза «Путь к коммунизму» Озерского района Московской области.
В то время прошла эйфория на мелкие хозяйства в каждой деревне и «Путь к коммунизму» был колхоз, что называлось укрупненный. В его состав входили селения: Бутьково, Дулебино, Фроловское, Храброво, и Облезево. Все села и деревни располагались в пойме реки Большая Смедва. И хотя официально колхоз считался бутьковским, его идеологическим и культурным центром являлось Дулебино, где в сельском клубе, самом обширном и благоустроенном в округе, проводились общие и партийные собрания, семинары и.т.п.

В описываемое автором время проходили кампания передачи из МТС (Машинотракторных станций) районного масштаба непосредственно в колхозы. Создавались комплексные тракторно-полеводческие бригады. Этим коллективам прочили будущее, почитав из «хозяинами» Отсюда и логическое название книги. Её автор Алексей Николаевич Грачев, опытный хозяйственник, долгое время работал председателем этого колхоза. Например, дулебинские сторожилы до сих пор помнят эту личность и поминают добрым словом. Сейчас можно насчитать несколько десятков печатных изданий наших местных авторов. Однако, именно «Хозяин полей и машин» по праву считается первой ласточкой Озерского книгопечатания. В свое время, бегло просмотрев книжонку, убрал её на полку, посчитав специфической работой, пособием председателей колхозов, явно политизированной. Тем более, что выпущена она была в серии « Библиотечка партийного работника». В период подготовки очерка, вспомнив про это издание, достал, раскрыл, увлекся и прочитал от корки до корки. Автор предстал предо мною не сухим казенным председателем, а живым человеком любящим своё дело и малую родину, неплохо знающим историю, не лишенным литературного дара, хорошо знавшим творчество Григоровича, уважавшего память земляка-писателя.

Содержание книги разделяется на три главы. Первая называется: «Колхоз в Смедовской долине». Начинается глава, и соответственно книга, словами: « С волнением читают молодые жители селения Дулебино…. повесть Д.В Григоровича «Антон Горемыка», в которой ярко отражена былая жизнь Смедовской долины, жизнь их отцов и дедов.
Дальше автор цитирует описание беспросветной нужды Горемыки и сравнивает его жизнь с обеспеченными колхозниками. Но вот через пару строк уже интереснее: «Жители Дулебино бережно хранят память о земляке-писателе. Библиотека имени Д.В.Григоровича расположена в здании нового клуба, рассчитанного на сотни посетителей. Здесь имеется обширный зрительный зал, большая сцена, киноэкран, уютное фойе.

Любовно оформлена витрина, посвященная памяти Д.В Григоровича. Недалеко от колхозного клуба стоит могучий дуб, посаженный в свое время писателем. Он любил работать в тени его ветвей. Заснята тут и мельница, у которой Григорович частенько беседовал с крестьянами».

Автор любит смедовскую природу, в описание колхозных работ невольно вплетаются у него литературные образы и стремление подражать большим мастерам: «Проходя как-то под вечер по территории бригады Никифорова, я залюбовался окружающей местностью и подумал о том, что наша Смедовская долина кое-где походит на Лунную долину, воспетую Джеком Лондоном. Эта чудесная зеленая впадина среди кудрявых холмов, быстрая река Смедва, отражающая в своих водах живописные купы деревьев, яркие колхозные поля. А вот небо иное, новое, не такое, как описывал Григорович и Лондон,- оно все исчерчено белыми стрелами- следами реактивных аэропланов… И невидимые тракторы мерно рокочут где-то неподалеку… Косой шеренгой движутся колхозницы, сажая картофель. Они опускают его в свежие борозды. Слышится чей-то звонкий голос: — Эх, хороша земля на пойме!

Рядом с тракторами работают лошади — сохами запахивается картофель. Грачи выбирают дождевых червей у самых лемехов, то и дело, перелетая с места на место.

А река спокойно течет вдоль гряды кудрявых холмов, обрамленная светло-зелеными ветлами…»
Читая книгу нельзя оставаться равнодушным. Переживаешь вместе с автором, когда по вызову на пленум горкома партии, приходится переправляться через Оку во время ледохода и добираться до берега по качающимся льдинам. Удивляешься на автора, когда он нашу весеннюю природу и приметы сравнивает с описаниями Михаила Пришвина. Смеешься от души над сценой, когда колхозный сторож Леонтий Хренов устрашает грачей на кукурузном поле.

Очевидно и бесспорно одно- книга написана вдохновенно, и это вдохновение подарила автору Смедовская долина.
В 70-е-80-е годы в нашем городе на улице Симанова проживал Владимир Иванович Ловцов. Личность очень интересная. Ходил он по улицам в неизменной своей серой кепке всегда с задумчивым выражением лица и какой-то полуулыбкой на этом лице. Некоторые даже считали его слегка чудаковатым. Может, что-то такое и было. Сержант Ловцов прошел войну от звонка до звонка. Уже потом аналитики подсчитали, что тех. кто начал войну 22 июня 41-го, к 9 мая 45-го осталось трое из сотни. Немудрено казаться необычным. Но, вероятно, задумчивость Володи происходила от его творческого характера. Работал он конструктором на комбинате, а в свободное время писал картины и стихи. Ещё он был патриотом. Незадолго до своей кончины он пришел в краеведческий музей и принес в дар свое добро. Несколько больших картин, фронтовые газеты со своими стихами, ещё толстую папку с архивом, документы и солдатскую медаль «За отвагу». Стихи у Ловцова были разные, которые для печати, которые для души. Упреждая обвинение в «квасном патриотизме» тех строк, что будут приведены ниже, скажу, что это неправда. В архиве местного поэта хранится целая поэма про деда Федота. От этого имени идет интересный юморной рассказ о браконьерах в наших краях. Главным из них Федот почитает высокого милицейского чина, очень известного для озерчан и говорит о нем Федот как бы полушепотом. Занимательная поэма…
А вот одно стихотворение В.Ловцова ложащееся в тему, приведем здесь с небольшими сокращениями.

СМЕДОВСКАЯ ДОЛИНА

Я стою у Смедовской долины
И смотрю с восторгом на поля.
Пахнет воздух спелою малиною
Хлебом отчим добрая земля.

Здесь ходил когда-то Григорович
По тропинке в стороне глухой.
Наблюдая, как Антон Петрович
Полем шел, потея за сохой.

Жизнь текла суровая в неволе
Как весною мутная река,
Но пришел конец тяжелой доле
В кособокий домик мужика.

Край родимый сильно изменился
Наступила светлая пора.
Дым Каширской ГРЭС над рощей вился,
На полях гудели трактора.

По асфальту шли автомашины,
Серебрились ярко тополя.
И кругом по Смедовской долине
Пахнет хлебом русская земля.

Вдохновенная долина влияла не только на Озерских. Всяк, кто сюда попадал, испытывал её чары. Вот как это выразил коломенский поэт Владимир Кувшинов.

СМЕДОВКА РЕЧКА.

Смедовка речка, Вот я и снова
Лужок,бережок. На росном лугу
Солнышко свечки С речки бедовой
На камушках жжёт. Спешу на Оку.

Речка овражком Сказочной синью
Струится-спешит Блестят омута.
Берег ромашкой Это Россия,
Да травкой расшит. Твоя красота.

Выйдет то к полю Смедовка речка,
То к синим лесам, Лужок, бережок.
К светлым привольным Светлым колечком
Родимым местам. Свернулась у ног.

Выйдет в затишье
На звонкий песок.
Выйдет и слышен
Речной голосок.

Бывает так, что городские поэты, литераторы стремятся в сельскую местность, на природу, чтобы набраться здесь вдохновения. Но как объяснить тот феномен, что человек живущий постоянно в маленькой деревеньке Храброво на берегу левого притока Смедвы, вдруг начинает говорить стихами? Такое приключилось с Юрием Хориковым.

ЛЮБЕНЬКА.
Клюет в реке под вечер рыбка
В лесу такая есть река,
Как мимолетная улыбка-
Блеснет и в чащу утекла.
И как в Любеньку не влюбиться
Вся серебристая на вид.
Её прохладная водица
Всегда мне жажду утолит.
Она сквозь заросли стремится,
Не широка, не глубока.
В ней небо синее струится
И утонули облака.
На берегах её извилин
Ни городов, ни толп людей.
Лишь по ночам ушастый филин
Любеньке ухает с елей.
И утру мычит сохатый,
Когда придет на водопой.
Невдалеке от нашей хаты
Она течет своей тропой.
Вода, течением гонима,
Журчит упрямо все деньки.
Здесь в омутах стоят налимы.
А на поверхности-мальки.
Я на червя ловил налима,
Поймал всего лишь огольца.
Зато с ладони ел малину,
Сгоняя оводов с лица.
Зато в Любеньке искупался,
Кусало плечи комарьё,
А я стоял и улыбался
На воды быстрые её.
Над ней туман уже клубится,
А мне пора идти до хат.
Я половлю ещё маленько,
Уйду домой и грустно мне
Опять останется Любенька
Сама с собой наедине.

Если действительно отважится на такой поход от устья до истоков чудной речки Любеньки, то попадешь в такие первобытные дебри, что с трудом поверится, что на календаре 21 век, а на карте – Московская область. Семнадцать лет назад это стало причиной события мирового масштаба. Американцы удивленно вертели головами, цокали языком, лопотали что-то не по-нашему и хлопали себя по шее, удивляясь кровожадности местных комаров. Дело происходило в одном из отрогов Смедовской долины по течению речки Любеньки.

Газета «Правда»26 августа 1990 года половину третьей страницы отвела под статью с крупным заголовком: «Озеры, век двенадцатый». Под рубрикой «Идут съемки» и с подзаголовком: «Создается второй в истории кино совместный советско-американский фильм» (наверное, он был и последним). Спецкор «Правды» красочно описывал поездку из Москвы в Озеры съёмочной группы двух стран. Американцам она показалась очень утомительной. Однако: «…даже ими все тяготы походной жизни были моментально забыты, когда наш «десант» высадился на съемочной площадке. Лешего не встретили, но чудес было предостаточно. В самом деле, где еще найдешь такую красоту: пологие силуэты холмов, печальная запруда, осененная полоской леса, взбежавшая на пригорок часовенка, диковинные строения из дерева и камыша.
-Это русское селение XII-XIII веков,- давал пояснения один из авторов сценария Юрий Петров».

Более двух месяцев на Любеньке проводились съемки фильма «Феофания, рисующая смерть». Для русских — исторического, для американских- фильма ужасов. Лучшую натуру, чем в наших местах, по всей России не удалось сыскать…
Стоит напомнить, что в смедовских местах снимался фильм «Три тополя на Плющихе», «Артистка из Грибова» и другие.
Многие озерчане хорошо помнят выставки фотохудожника Владимира Анисимова, которые проводились и в здании детской музыкальной школы и в залах краеведческого музея. Большинство работ мастера отражала красоты Смедовской долины. Ах, как прекрасно смотрелись целые поляны цветущих анемонов, омута и перекаты на Смедве, заросли и водопады на Любеньке!

Работы В.Г.Анисимова экспонировались на престижных выставках. Как их логическое завершение стало недавнее событие — Владимира Георгиевича Анисимова приняли в члены союза фотохудожников России. Мы от души поздравили человека, ставшего нам другом на почве любви к Смедовской долине.
Верится. Что экзотика и аура этого замечательного места даст ещё много импульсов талантливым людям.


Тайны и загадки Григоровича

Тайны всю жизнь окружают нас. Они манят, будоражат воображение, будят желание приоткрыть завесу над таинственным явлением. Человек эмоциональный в большей степени подвержен всему этому. Таким представляется для нас и Д.В. Григорович.

На склоне лет написал он повесть «Город и деревня». В тексте есть красочное и подробное описание оврага, в который тетушка отправлялась с детьми на прогулку. Описание оврага настолько детальное, что без труда ощущается именно это место близ Дулебино и сейчас, несмотря на прошествии многих лет. Чувствуется, что автор внес в повествование свои детские впечатления: «Но прохлада оврага, изобилия в нем ягод и грибов не столько привлекали детей, сколько его таинственная глушь, переносившая их воображение в чащу диких, дальних лесов, о которых любила им читать и рассказывать тетушка».

Интерес к таинственным местам сохранились у Григоровича на всю жизнь. И писатель, проживая в дулебинском имении, постоянно записывал легенды предания местных старожилов. Неоднократно он использовал их в своих произведениях. Так в повести «Пахатник и бархатник» он подробно описывает одно из «проклятых» или «недобрых» мест: «Место это вообще считалось «недобрым» в околотке. Тут, сказывали, находилась когда-то деревня, которая до последней щепочки выгорела от громового огня. Носились также слухи, будто в давние времена Ока при весеннем разлитии принесла сюда расшиву, нагруженную татарским золотом, барка застряла именно в том месте, после чего ее доверху занесло илом. Лет тридцать назад нашелся одинокий старый мужичок (Карп помнил его очень хорошо), который не шутя прельстился сокровищами, скрывавшимися будто бы в этом месте. Он стал ходить сюда все чаще и чаще, сначала ходил он так, ради любопытства, осмотреться, что ли, ему прежде хотелось- неизвестно, потом начал брать с собой скребок и уже каждый день с утра до вечера, с зари до зари, проводил время, взрывая и ворочая землю. Так провел он целое лето. Он с каждым днем заметно более и более впадал в раздумье. Мало по- малу перестал он с людьми разговаривать, начал дичать и бегать от ближайших знакомых. Раз, -это было уже осень, — батраки люблинской мельницы, проходя мимо этого места холодной морозной зарею, нашли старика распростертого навзничь с лопатою в руках, стали его окликать, подошли поближе, — оказалось мертв.

Множество баб и даже некоторые, по-видимому, степенные, люди положительно утверждали, что самим им случалось, проходить мимо Глинища (так звали место), слышали подземный жалобный стон, от которого сами собой начинали шевелиться уши и холод пробегал по спине и волосам, Короче сказать, место считалось «проклятым» , и редкий человек даже средь белого дня не проходил мимо, не ускоряя шаг».
Нет сомнения, что «Глинище» было где-то в наших местах, поскольку перед этим идет описание того, что герой этой повести Карп идет на «люблинскую мельницу» которая находилась «при самом впадении речки в
Оку».

Так, где же было это «Глинище». Не изменяет ли автор его названия и географию. Можно ли найти его сегодня. Вопросов больше чем ответов.

«Литературные воспоминания» Григоровича — великолепное произведение. Когда просто читаешь его впервые, то невольно радуешься тому, что так много узнаешь из жизни самого писателя и тех замечательных лиц, окружающих его.
Когда же читаешь «Воспоминания» повторно и пытаешься анализировать, то уже огорчаешься тем, что так мало пишет автор о своей жизни, родных и близких. Портреты современников у него также штриховые, без должных оценок.
Вероятно, мягкость характера, излишняя добропорядочность не позволили Григоровичу писать всю правду, иногда горькую и колкую. Писатель сам признавался в этом:«… робость… преследует меня теперь более, чем когда-нибудь.»
В письме к издателю А.С.Суворину Григорович сообщал «Писать о себе вообще как-то неудобно — даже противно, говорить об умерших- не всегда удобно,.. .касается живых- еще неудобнее.»

Все это стало причиной того, что жизнь и «Воспоминания» Григоровича можно сравнить с ночным светилом Луной. Полная, круглая и яркая Луна — это жизнь Григоровича, Плоский лунный диск с одной стороны — это его воспоминания. Таким образом, на невидимой стороне Луны и осталась самая яркая романтичная, полная тайн, жизнь Дмитрия Васильевича.
Самые главные вопросы там: кого любил Григорович, кто и когда стал его женой, (женами), почему он не хочет говорить об этом?

Трудно найти прямые ответы. Можно только делать предположения на основе косвенных сведений. В дневнике уже упомянутого издателя А.С.Суворина есть несколько строк о его зарубежных встречах с Д.В.Григоровичем. Вскользь там есть упоминание и о жене писателя, а в скобках фраза: «(сбежала от него)». Вот такие малые крохи можно отыскать. Вероятно, можно найти и более подробные сведения, но это уже за рамками поиска автора простого художественного очерка. Известно более точно, что сыновей у Дмитрия Васильевича не было. Единственная дочь родила также двух внучек. Старшая Мария присутствовала на похоронах деда в Петербурге. Известна её телеграмма о смерти деда младшей сестре в Дулебино. Наверное, на похороны в столицу она не успела. В 80-е годы прошлого века переписку с правнучкой писателя вела краевед А.П. Доронина. В те же годы она приезжала в Озёры и Дулебино. Мне приходилось встречаться с ней — Екатериной Николаевной Цуриковой, но значительного впечатления встреча не оставила. С её кончиной связи с потомками Григоровича оборвались.

С молодости Дмитрий был натурой экспансивной, влюбчивой. Видимо, будоражила организм горячая французская кровь. В кратковременный период пребывания в театральном училище 19 летний юноша тут же влюбляется в молодую артистку.
«Я чуть было не решился жениться на любимой девушке…» вспоминал он. Но когда сообщил о своём намерении в деревню матушке и бабушке, те посчитали «самую мысль безумной». И в качестве лечения от такого порока «перестали посылать мне ежемесячное содержание».

Уже в этом столетии в свет вышла книга «Спутницы Пушкина». Намного раньше известна читателям книга «Спутники Пушкина». Разумеется, не стоит сравнивать величие Пушкина и Григоровича. Надо признаться, что подобных изданий по Григоровичу уже не будет никогда, так что тайны так и останутся тайнами. Тем не менее, хочется что-то сказать. В книге «Спутницы Пушкина» почти сотня имён (98, для точности). Уверен, что если бы осуществилось несбыточное и вышло подобное издание по Григоровичу, имён там было бы не меньше.

Мне хотелось бы выразиться нестандартно и сказать просто, что Григорович просто любил любить. Писать об этом он просто опасался и не хотел. Только по немногочисленным штрихам и намёкам можно составить такое мнение. После «Литературных воспоминаний», определённую порцию автобиографических сведений можно почерпнуть из замечательного произведения «Корабль Ретвизан». Это не просто описание путешествия вокруг Европы, это многоплановое произведение. Что важно, автор ведёт повествование от первого лица. Поэтому, кроме описания Европейских красот, пейзажей и обычаев, мы узнаём о том, что Григорович купался в родной Смедве, свалившись с плота, что под Каширой и Коломной раскатываются холмы и крепостные валы, не заботясь об исторических ценностях и т.п.

В книге, можно сказать, есть страстные страницы. Это описание народных танцев в Испании. Только истово влюблённый мог описать прелесть, страсть танцовщиц, их ножки, такие изящные, «что так и тянет перецеловать…». Невозможно в изложении передать описание этих сцен, цитировать несколько страниц также не целесообразно. Нужно всё это прочитать и прочувствовать. Автор, как всегда, вскрывается за недосказанностью: «Сердце… многих их наших товарищей чуть ли не до сих пор ещё в Севильи!» (Место встречи с танцами и танцовщицами).
От «тайн Мадридского двора» отплыл корабль «Ретвизан» в Италию…

В ХIХ веке авторы довольно часто свои произведения кому-либо «посвящали». Это было свойственно и нашему Дмитрию Васильевичу.

Вот, казалось бы, и источник познания спутников и спутниц автора. Увы, и здесь многое пока остаётся загадочным. Тем более, что советские издания, посвящения Григоровича, как правило, игнорировали за непонятность и аполитичность. Вот, например, повесть «Город и деревня» посвящается графу Сергею Дмитриевичу Шереметьеву. Конечно, установить, кто такой был Шереметьев можно, но рассказать в каких отношениях был граф с писателем весьма затруднительно.
Очень бы хотелось узнать про личность доктора Л.Б. Бертенсона. Именно ему Григорович посвящает одно из самых гениальных, по моему мнению, произведений «Не по хорошему мил, — по милу хорош». Дело в том,
что Антонам-горемыкам и капельмейстерам Сусликовым свойственно умирать. Это дети своего времени и ценимы были в своё время. Прошла эпоха и ее герои умерли вместе с ней. Тема закрыта. Но есть понятия, которые вечны и независимы от политических, социальных настроений и строя.

Любовь — это понятие вечно, пока есть человек. Во все времена, во все эпохи, во всех странах, люди по-разному, по-своему искали определение этому чувству. Тщетно. Современники продолжают изощряться. Конечно, так же напрасно. Ценными в истории остаются те люди, которые вносят определённый вклад в исследование этого вопроса. Думаю, что в это произведение умудрённый жизненным опытом, на склоне лет Дмитрий Васильевич и вложил свою душу, т.е. именно «Не по хорошему…» и можно считать лебединой песней писателя, несмотря на значимость его последних произведений.
Своё сокровенное произведение Григорович также опутал тайнами и загадками. В подзаголовок он поставил слово «Этюд». В его собрании представлены многие жанры: очерк, рассказ, повесть, роман. Все они повторяются. Этюд — никогда. Назвать такое произведение этюдом также не логично, поскольку даже по объёму оно превосходит не только все рассказы писателя, но и почти все повести, в том числе «Кошка и мышка», «Четыре времени года», «Пахатник и бархатник», «Гутаперчивый мальчик», «Пахарь» и т.д. Не говоря про известные рассказы «Деревня» и «Смедовская долина».

Григорович трижды издавал собрания сочинений. В 1893 г. издание называлось просто «Собрание сочинений». В 1894 г. вышло из печати «Полное собрание сочинений» в 10 томах. В этом издании произведение «Не по хорошему мил, — по милу хорош» не публиковалось. В 1896г. выходит «Полное собрание сочинений» Д.В. Григоровича в 12 томах. Оно стало хрестоматийным. На него впоследствии и делали все ссылки критики и исследователи. В 12 томе автор публикует уже известную «Город и деревню» и «Литературные воспоминания». А загадочный «Этюд» «упрятал» в 11 том. В последствии критики, как сговорились, обходят молчанием это произведение. Почему? Трудно ответить. Ещё одна загадка. В заглавие этюда писатель взял русскую пословицу, сейчас мало известную и для многих малопонятную. Для простоты стоило бы назвать сей этюд «Трактат о любви».
Символичен эпиграф произведения:
«Любящим — привет,
Не умеющим любить — погибель.
Дважды погибель запрещающим любить»
(Античная надпись в доме Руфа в Помпее)

Нет смысла расшифровывать и описывать здесь сюжет произведения. Одно очевидно — если поставить задачу проявить интерес старшеклассников, молодёжи, вообще умного читателя к творчеству, гения Григоровича, то начинать надо не с «Деревни» и «Антона Горемыки», а именно с «Не по хорошему мил, — по милу хорош».

Вот обсудили только два посвящения писателя, а получилось уже много строк. Посвящений ещё много. Всех здесь не описать. Но хотя бы ещё чуть-чуть. Повесть «Четыре времени года» посвящена Н.С. Бахметьевой.
Упоминания об этой женщины можно найти в цитируемом ранее дневнике А.С. Суворина: «Она (Бахметьева) путешествовала с Григоровичем и сошлась с ним. Но по приезду они расстались, так как в неё страстно был влюблён граф А.К. Толстой».

Да, да именно это тот гениальный из первой из троицы Толстых, автор «Князя серебряного», «Царя Бориса», «Смерти Иоанна Грозного». Его строки стихов вошли в века:

«Послушайте, ребята,
Что вам расскажет дед
Страна наша богата,
Порядку только нет…»

Другие строки поют и поныне:

«Средь шумного бала, случайно
В тревоге мирской суеты…»

Мы говорим: «Нельзя объять необъятное», — и вспоминаем образ Козьмы Пруткова, которому, кстати сказать, поставили памятник, не подозревая подчас, что крёстным отцом Козьмы Пруткова был всё тот же Алексей Константинович.
Вот такие знатные люди и образовали на сей раз классический любовный треугольник. Бахметьева выходит замуж за Толстого. Он был старше Григоровича на 5 лет. А скончался на четверть века раньше. И не просто умер, а отравился. Сыграла ли здесь свою роль роковая женщина, и какую?

И ещё, одно очень интересное посвящение. «Очерки современных нравов» Григорович «дарит» М.Н. Толстой. Очаровательная Машенька — такой осталась в воспоминаниях современников младшая сестра Л.Н. Толстого. Влюблены в неё были и молодой Григорович и Тургенев. Опять любовный треугольник, который был разрушен замужеством Марии Николаевны на более достойной кандидатуре. Как ни говори, графское достоинство играло значимую роль в том обществе.
Можно просто перечислить, что роман «Рыбаки» Григорович посвятил К.Н. Ильиной, повесть «Кошка и мышка» А.А.Мосоловой и даже позднее произведение «Гуттаперчевый мальчик» автор адресовал Е.А. Третьяковой.
Кто были эти женщины и какую роль сыграли они в жизни писателя? Сам автор в этом не признавался. Критики и библиографы просто не постарались в этих вопросах. Тайны и загадки Григоровича ждут новых исследователей.

Произведения, написанные Д.В.Григоровичем
в имении «Дулебино» (1846-1861)

 

Литература о жизни и творчестве Д.В.Григоровича:

1.Большая Советская энциклопедия. В 30-ти т.-3-е изд..-М.: Сов. Энциклопедия.-1972.-т. Т.7- с.328 (Григорович Д.В.)
2.Энциклопедический словарь Брокгауз и Ефрон: Биографии.-В 12-ти т. М: Большая Российская энциклопедия.-1993.-Т.4.-с.362-363
3.Краткая литературная энциклопедия.- В 9-ти т.-М. :Советская энциклопедия.-1964.-Т.2.-с.375-376
4.Русские писатели.1800-1917г.: Биографический словарь.-В 4-х т.-М.Большая Российская энциклопедия.-1992.-Т.2.-с.28-31
5.Русские писатели : Библиографический словарь.-В 2-х ч.-М:Просвещение.-1990.-ч.1.-с.225-228
6. Белинский В.Г. Взгляд на русскую литературу 1847г. /В.Г. Белинский //Собрание сочинений.-В 9-ти т. т.8.-М.:худож.лит.,1982.-с.215. (Григорович «Деревня)
7.Белинский В.Г. Взгляд на русскую литературу 1847г. /В.Г. Белинский //Собрание сочинений .-В 9-ти т .-т 8.-М.:худож. лит.,1982.-с.401(Григорович «Антон Горемыка)
8.Кони А.Ф. Памяти Дмитрия Васильевича Григоровича / А.Ф.Кони // Воспоминания о писателях .-М. : Правда,-1989.-с.48-54
9.Тургенев И.С. Воспоминания о Белинском /И.С. Тургенев//Сочинения .-В 12-ти т..-Т.11.-М.:наука,1983.-с.30 (Григорович «Деревня)
10.Тургенев И.С. Письма к Григоровичу/ И.С.Тургенев//Собрание сочинений.-В 12-ти т.-Т.12,-Письма 1831-1883.-М.:Худож.лит,1958.-с.568,578
11.Л.Н.Толстой и Д.В.Григорович Переписка/Л.Н.Толстой//Переписка с русскими писателями Т.1.-2-е изд, доп.М.:Худож.лит.,1978.-с.255-262
12.Некрасов Н.Письма Григоровичу Д.В./Некрасов Н.А.//Собрание сочинений.-Т.8.-Письма. Мат.-лы для биографии 1840-1877г.г..-М.:Худож.лит,1967.-с. 102,106,149,154
13.Панаеве А.Я. Воспоминания.-М.:Худож.лит.,1972.-с.224-231 (Григорович и А. Дюма)
14.Островский А.Н. Письма к Григоровичу /А.Н. Островский //Полн. Собр. Сочинений в 12-ти т. -Т.12.-Письма (1881-1886г.г).-М. :Искусство.-1980.-с. 94,212,222
15.А.П. Чехов и Д.В. Григорович. / А.П. Чехова//Переписка А.П. Чехова .-В 2-х т.-М. :Худож. лит..-1984.-с.274-298
16.Кулешов В.И.Парадоксы самобытности (Д.В.Григорович) /В.И. Кулешов //Этюды о русских писателях.-М.: Изд-во МГУ,1982.-с.114-132
17.МещеряковВ.П. Д.В.Григорович – писатель и искусствовед .-Л. :Наука, 1985.-170с.,ил.
18.Лотман Л.М.Натуральная школа и проза начала 1850-ж г.г./Л.М. Лотман//История русской литературы.-В 4-х т..-Т.2.Отсеминтализма к романтизму и реализму.-Л.:Наука,1981.-с.618-620
19.Доронина А.П. Имение Дулебино/Заря.-200.-8 июля .-с.3
20.Доронина А.П. Отечества далекие черты: О Дулебино (К 170-летию Д.В.Григоровича)/Заря.-1992.-1 февраля.-с.2
21.Доронина А.П. Правнучка Д.В.Григоровича в Дулебино/Заря.-1984.-4 октября.-с.3
22.Исаев Е. Детство писателя Григовича/Заря.-2003.-15 декабря.-с.2
23.Пирязев Н.,Исаев Е. Ангел-хранитель Григоровича (к 180-летию Д.В.Григоровича)/Заря.-2002.-23 апреля.- с.3

 

Основные произведения Д.В. Григоровича
по годам написания и месту первой публикации

1. Театральная карета: рассказ (1845г.) «Литературная газета», ноябрь
2. Собачка: рассказ (1845г.) «Литературная газета», февраль
3. Петербургские шарманщики: очерк (1845г.) альманах «Физиология Петербурга»
4. Деревня: повесть(1846г.) «Отечественные записки», 1846,№12
5. Антон Горемыка : повесть (1847г.) «Современник»,1847,№11
6. Бобыль: рассказ (1848г.) «Современник», 1848, №3
7. Капельмейстер Сусликов: повесть (1848г.) «Современник», 1848, № 12
8. Похождения Накатова, или недолгое богатство : повесть (1849г.) «Современник», 1849,№ 7-8
9. Четыре времени года: повесть (1849г.) «Современник», 1849, №12
10. Неудавшаяся жизнь: повесть (1850г.) «Отечественные записки», 1850,№9
11. Светлое христово Воскресенье: Простонародное поверье (1851г.) «Современник», 1851,№1
12. Мать и дочь: рассказ (1851г.) «Современник», 1851, №11
13. Прохожий: рассказ (1851г.) «Моквитянин», 1851, №1
14. Смедовская долина: рассказ (1852г.) «Современник», 1852,№1
15. Проселочные дороги: роман (1852г.) «Отечественные записки», 1852, №1-7
16. Рыбаки: роман (1853г.) «Современник, 1853, № 3-6, 9
17. Переселенцы :роман (1855г.) «Отечественные записки», 1855, №11,12, 1856, №4-8
18. Школа гостеприимств: повесть (1855г.) «Библиотека для чтения»,1855, т.133
19. Свистулькин: повесть (1855г.) «Библиотека для чтения», 1855, №1
20. Пахарь: повесть (1856г.) «Современник», 1856, №3
21. Кошка и мышка: повесть (1857г.) «Современник», 1857,№12
22. В ожидании парома: рассказ (1857г.) «Библиотека для чтения»,1857,№3
23. Столичные родственники (1857г.) «Библиотека для чтения». 1857, №1,2
24. Корабль «Ретвизан»: Серия очерков (1858-1863г.г.) «Морской сборник», 1859
25. Пахотник и бархотник :повесть (1860г.) «Современник, 1860, № 11
26. Два генерала: роман /не окончен/ (1864г.) «Русский вестник», 1864, №1,2
27. Гуттаперчевый мальчик: повесть (1883г.) «Нива», 1883, №1-3
28. Акробаты благотворительности: повесть (1885г.) «Русская мысль», 1885, №1,2
29. Рождественская ночь: рассказ «Русский вестник», 1890, №1
30. Мой дядя Бандурин: рассказ
31. Замшевые люди (Заноза): комедия в 5-ти действиях «Русский вестник»,1891, №1
32. Город и деревня : повесть» Нива, 1892, №1
33. Встреча: рассказ
34. Литературные воспоминания (1892-1893г.г.) «Русская мысль», 1892, №12, 1893, №1,2

 

Произведения Д.В.Григоровича, имеющиеся в ЦБС

1. Полное собрание сочинений Д.В.Григоровича в 12-ти т..
-3-е, вновь пересмотренное и исправленное автором издание .
-Приложение к журналу «Нива» на 1896г.
-СПб, издание А.Ф.Маркса, 1896г. (нет 7,9,10 томов)

2. Григорович Д.В. Антон-Горемыка.-М.: Худож. лит., 1954.-108с.
3. Григорович Д.В. Избранные сочинения. — М.: Худож. лит.,1955.-698с.
4. Григорович Д.В. Переселенцы: Роман из народного быта.- М. :Худож. лит.,1957.-467с.,ил.
5. Григорович Д.В. Петербургские шарманщики и др. рассказы.-М.:Худож. лит.,1960.-162с.
6. Григорович Д.В. Рыбаки: роман.Повести.-М.-Л.:Худож.лит.,1966.-547с.,ил.
7. Григорович Д.В. Избранное.-М.:Худож.лит.,1976.-526с.,ил.
8. Григорович Д.В. Повести и рассказы.-М.:Правда,1980.-415с.,ил.
9. Григорович Д.В. Гуттаперчевый мальчик :Повесть .-М. :Сов.Россия, 1981.-48с.,ил.
10. Григорович Д.В. Повести и очерки.- М.: Сов. Россия, 1983.-208с.
11. Григорович Д.В. Повести.- М.: Сов. Россия,1986.-256с.
12. Григорович Д.В. Литературные воспоминания.-М.:Худож.лит.,1987.-334с.,ил.
13. Григорович Д.В. Сочинения в 2-х т.: Повести, рассказы, драматические произведения.-М.:Худож.лит.,1988.-590с.

Архив Николая Пирязева

Книга вышла в 2007 году.
150 экземпляров.

Метки: ,

Поделитесь в соцсетях:

Автор - Елена Порошкова

Коренная озерчанка. В прошлом работала на ОКТ и в пресс-службе администрации района, была редактором газеты «Озёрская Панорама», вела официальный сайт администрации.

У этой статьи 2 комментариев

  1. Утина Лариса Ответить

    Добрый день, уважаемые коллеги! Как Мы все знаем, в марте отмечается юбилей Д. В. Григоровича. Наша библиотека готовится к юбилею. так он наш земляк по рождению. И хотели мы создать выставку, посвященную Григоровичу в форме баннеров или плакатов. Но. материала для визуализации недостаточно. Не могли бы Вы оказать содействие. Может, у Вас есть фото или или еще какой-то уникальный материал, связанный с творчеством и жизнью Д. В. Григоровича. Конечно, если это платная услуга, тоже вопрос решаем. Во общем, будем рады любому сотрудничеству. У нас еще в апреле готовится конференция. К сожалению, в январе скончался инициатор краевед С. Б. Петров, который посвятил много времени поиску материала о Д. В. Григоровиче…. Спасибо! С уважением, Лариса Анатольевна Утина

Добавить комментарий для ходатай Отменить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *