В стране синеОкой

Посвящается памяти  Дмитрия Васильевича Григоровича — «певца Озерского края».

Утро пришло и встало солнце

 Он еще какое-то время понежился в постели, наслаждаясь пышностью перин и подушек. Солнечный луч постепенно набирал силу и все больше припекал щеку. Чистые, накрахмаленные кружевные занавески на окнах были раздвинуты, а, стоявшая на подоконниках герань, купалась в лучах солнечного света и тепла. От вымытых полов  тянуло свежестью,   домотканые разноцветные  дорожки придавали избе тихий уют. В углу комнаты чинно стоял фикус, каждый листочек которого был заботливо протерт влажной тряпочкой. Фикус  как бы охранял лики святых на триптихе, установленном над его макушкой, внимательно и неусыпно наблюдавших за порядком в избе. Вся  эта благодать и уют отражались в огромном  старом зеркале, висевшем над резным комодом ручной работы.

Здоровый кот сибирской породы нахально забрался на диван, откуда его постоянно гоняли. Кот упорно и, зная в какое время его некому будет тронуть, задрав заднюю лапу вверх, тщательно вылизывал все, что мог достать своим языком, и получал от этого такое удовольствие, что его урчание было отчетливо и даже громко слышно в тиши избы, за перегородками и за печкой.

Окское приволье

 Деревня располагалась на краю Смедовской  долины на крутом берегу Оки, поэтому со двора на много верст была видна панорама реки и прилегающих к ней берегов. Рядом с переправой из под крутого берега пробился родничок-ручеек. Со временем под ним образовалась промоина с песчаным дном. Родничок и лужица обросли зеленью, создалась тень, в которой путники завсегда в жаркую погоду могли привести себя в порядок.

По промытому руслу вода, переполнявшая родниковую промоину, с легким журчанием бежала вниз к реке, беззаботно впадала в нее и растворялась в густых зарослях прибрежной осоки. Теперь она становилась частью большой реки, а Ока, наполненная дарами таких же маленьких ручейков и речек покрупнее, полная сил, вальяжно текла дальше, благодатно принимая в свое  лоно все новые и новые притоки.

Считается, что  в переводе  с  древнерусского  слово  «ОКА»  означает могучую  всевидящую  реку.  Арийское  название  реки Оки  происходит  от  слова  –  «Око»  (глаз). В  сакральном  значении  «Всевидящего  Ока»  (Око  РА),  как  реки,  по  берегам  которой  жили  Русо-Арийские  племена,  зорко  следившие  за  всем,  что  происходило  на  водной  глади  их  Родной  реки,  ревностно  охраняя  свои  родовые  жилища  и  не  допуская  к  себе  чужаков.

И еще, в древности Оку называли «Янтарной дорогой», так как она была частью пути из Балтики в Хорезм    и далее в Китай.

***

Обитатели деревни имели редкую возможность любоваться такими красотами, какие, по словам настоятеля местного прихода отца Евлампия, Ока соединяет грешную Землю и плоть человеческую с духовным миром Царства небесного. Мужики не все понимали глубокомыслие отца Евлампия, но объяснять им было не надо – им посчастливилось быть свидетелями этого необыкновенного пространства, не требующего для них каких-то объяснений. Любые описания, пусть даже самые подробные, всегда оставляют  недосказанным какой-то фрагмент, какую-то черточку этой красоты, да и вообще, крестьянской душе трудно было высказать словами все то, что открывалось их взору. Люди часто как завороженные просто молчали и подолгу всматривались в окское раздолье, как в первый раз, разглядывали остров посередь реки, как бы ожидая, что вот-вот выйдет из зарослей ивняка чудо-чудесное или увидят они то, чего ждали всю свою жизнь — когда настанет момент и  чудо свершится. Нужно только очень верить в это,  внимательно вглядеться в ту даль, которая уносила их со дворов и из изб, от грешной земной жизни, и не пропустить его мимо своего взора.

Они  стояли и так  смотрели вдаль, что их мысли,  при этом, затихали и старались не мешать наслаждению земным Раем.

Вот и наши  окские предки – вятичи, много столетий назад стояли здесь же, на этом самом месте и то же вглядывались в даль приокского раздолья, стремясь понять этот мир  и свое будущее. Ошибаются те, кто считает, что человек – «венец природы». Человек – частица природы, живущая по ее законам. Такой человек сознательно или интуитивно руководствуется фундаментальными принципами совместного с природой развития и находится в согласии с ней и самим собой. Становится понятным, почему наши предки, так любили Волю и не желали ни «под кого идти».

Воля – это состояние души, а не навязчивая идея быть независимым от рода человеческого и свободным от законов его бытия. Это вульгарное понимание Воли, не имеющее к ней ни какого отношения, но прикрывающее форменное самодурство.

Только вольный человек имеет возможность  радоваться миру, породившему его. При этом, он чтит порядок, завещанный  ему предками И УСТАНОВЛЕННЫЙ  ИМИ СООБРАЗНО ИХ  ПОНЯТИЯМ, ПРОВЕРЕННЫМ ВРЕМЕНЕМ. А как же иначе? За такой порядок вещей человек  не пожалеет живота своего в противоборстве с ересью «заблудших овец», которые стремятся изменить  жизнь во имя чуждых ему идей.

Воля – это не вседозволенность, а строгий порядок, в основе которого суть сказанного: все люди – сыны Божьи,  а потому  должны чтить закон Его.

***

Красоты правого берега Оки и Смедовской долины  в свое время были блестяще описаны писателем В.Д.Григоровичем. Впечатления о походах нашего краеведа С.М.Рогова много лет радуют читателей его сайта. Каждый писавший о стране «СинеОкой» имеет свой взгляд и видение ее.

Таких описаний может быть великое множество и все равно останется много недосказанного. Поэтому автор ограничивает свой очерк некоторыми «зарисовками», оставшимися в его памяти из детства и юности.

Летники и зимники

 От окских просторов расходились дороги в разные стороны. По правому берегу в сторону Рязани и Тулы; по левому берегу дорога шла в Коломну и далее до Москвы. Между этими, большими дорогами, вся местность была изрезана малыми – проселочными дорожками и стежками, которые не были отмечены ни на одной карте даже районного масштаба. Но они существовали, да и сейчас существуют во многих отдаленных местах, покрывая своей сетью большую часть сельской местности. Это не тайные тропы охотников, их знают все местные жители. Как капилляры, пронизывают тело человека, они связывают между собой деревни, а деревни — с городом и, как те малые речушки, которые питают большую реку, эти стежки-дорожки жили всегда активной жизнью и редко когда зарастали травой и кустарником. Еще их называют «летниками», потому, как пользуются ими люди только до наступления зимы, т.е. до того времени, когда снег, покрывая землю, заметает и их.

Летние дороги — «летники» — протаптывались людьми и накатывались лошадьми с повозками напрямую через лес в деревню, т.е. летники были короче иных дорог в город.

Были и «зимники» — по местным меркам большие дороги, по которым ходили трактора и машины. Поскольку в  50-е годы шоссейные дороги почти не строились, то зимники были грунтовыми насыпями, в лучшем случае присыпанные сверху щебенкой или битым кирпичом, строительным мусором. Под дождем эти дороги разбухали, а трактора раздалбливали их до того, что даже грузовым машинам проехать было трудно.

Образовавшиеся лужи и впадины пытались засыпать чем могли, однако в отдельных местах (их назвали «бучила» или просто ямы), вскоре весь грунт опять проваливался невесть куда. Часто бывало, что осенью, в дожди, деревни оказывались отрезанными от города и сельхозтехника перла на летники, чем, безусловно, их портила и выдалбливала ямы в местах грунтовых бучил.

Зимой дороги замерзали и транспортные связи с деревней восстанавливались. Но зимой сельхозтехника на полях вокруг отдаленных деревень была уже не нужна. Поэтому хозяйственники, порой, забывали послать трактора на расчистку зимников от снега, которые оказывались занесенными снегопадами и заметенными метелями. Связь с деревнями опять прекращалась. Так и жили.

В Речицы по Обуховскому летнику

 Помнится, как-то в юности собрались мы с Вадимом – моим приятелем, в дальнюю от Озер деревню Речицы.

Прошли Болотово,  добрались до Комарево, а дальше свернули в лес на Обуховский летник, который, как и многие другие лесные стежки-дорожки,  соединяет приокские заливные луга  с лесистой местностью, в которой прятались старые избы , а их жители внешне тихо коротали свой век, довольствуясь тем малым, что имели они в жизни. Речицы находятся в центре местности, которую раньше называли «гнилым углом». Но об этом нужен специальный рассказ. Мы же продолжим свой путь по Обуховскому летнику.

Время шло к полудню и июльский день постепенно наполнялся жарким солнцем. Бывало, что к середине июля от жары трава на буграх так высыхала, что коса по ней не шла, а пролетала с легким свистом, за что такую траву косари называли «свистуном».

В лесу было не только  жарко, но и душно. Вспоминаются поездки нашей семьи в первой половине 50-х гг. теперь уже прошлого века к тете Лизе в Речицы. Отец доставал где-то лошадь, сам запрягал ее. Мы рассаживались в телеге и отправлялись в дорогу. Обуховский летник запомнился мне на всю жизнь своим тихим и светлым порядком вещей.

Повозка катилась не спеша, а мы как завороженные смотрели по сторонам. При этом нам  нестерпимо было жалко лошадь, круп которой покрывали здоровые слепни и нещадно ее жалили. Лошадь пыталась согнать их хвостом, а отец помогал ей вожжами, смахивал с ее  крупа навязчивых насекомых, но они вновь садились на лошадь  и продолжали свое гнусное дело.

Спустились в лощинку, где посередине дороги разлилась неизменная лужа, не просыхавшая даже в жаркий период лета. Лошадь останавливается и тянется к воде, отец бросает вожжи, вынимает у нее из рта грызло (мундштук), чтобы оно не мешало ей пить воду, и, в который раз повторяет: «Надо же, какая красота!»

— А воздух какой! И тишина! — восхищается мама. Не то, что у нас на комбинате, совсем иной мир. Душный и суетный.

Действительно, наша прогулка была похожа на погружение в мир прекрасного, чего-то необычного и манящего к себе. (А ведь есть люди, смотрят на эту прелесть, но не видят ее.)

***

Не прошли мы с Вадимом и половины пути, как  небо стало темнеть, проснулись от ветерка и вскоре зашумели кроны деревьев под каплями начинающегося дождя. Когда мы заходили в лес, то заметили, что  от Оки со стороны Каширы потянулись в нашу сторону облачка – предвестники дождя, т.к. дождь приходил в Речицы чаще всего  от Каширы. Где-то громыхнул раскатистый гром и на летник нам под ноги упали первые крупные дождинки, которые вскоре превратились в сплошную дождевую стену.

Дождь не испугал нас, а только взбодрил. Он был сильный, но тихий, без порывов ветра. В детстве мы от летнего дождя не прятались, а бегали босиком по лужам и напевали: «Дождик, дождик, веселей разгоняй чужих  гусей, мои гуси дома, не боятся грома.»

Однако вскоре сверкнула во все небо молния и теперь гром ударил уже над нашими головами.  Мы дрогнули, от неожиданности, даже присели и уже мало рассматривали местные красоты, а, прибавив ходу, спешили побыстрее вырваться из  разбушевавшейся стихии.

В образовавшихся от дождя лужах стали вздуваться пузырьки. Такой дождь  называют грибным, т.к. после него лес наполняется огромным количеством различных  грибов.

Мы с Вадимом разулись, как в детстве, и пошли дальше по  теплым и мягким от листвы лужам. Летний дождик – не осенний, кончается быстро. Вот и этот дождь стал слабеть. Гроза стихала, гром лениво пробурчал где-то вдалеке и вскоре снова сквозь листву деревьев  стали пробиваться лучи солнца. Они наполняли лес светом и капельки дождя на листве деревьев  вспыхивали яркими звездочками.

Природа оживала от зноя, омытая небесной  влагой, а лес наполнялся птичьей трелью и запахами многотравья. Из лощин потянуло прелью, смешанной с запахом грибов. Дышать в таком лесу становилось легко, а на душе – свободно. Вот она Воля !

Когда лес кончился и мы вышли на поле , нас ожидало новое очарование – через все небо над полем раскинулась радуга, от которой веяло радостью. И это не случайно.

Радуга  для славян — Рай-дуга есть добрая примета, знак божественной милости,  заботы  о людях. У древних славян существовала легенда, что радуга является вестницей победы бога Перуна над силами зла. Почти у всех славянских племен радуга считалась также символом изобилия, плодородия, хорошего урожая. «Радуга символизирует преображение, небесную славу, трон Бога Неба, встречу Неба с Землей, мост или границу между мирами».

Для нас радуга была символом успешного завершения пути в мир истоков человеческой жизни.

  Симфония леса                                        

Просека делала как бы срез леса. Перед взором путника она часто открывала красоты смешанного леса, из которого слышна птичья разноголосица, дополняемая ритмичным стуком дятла (раньше была присказка, заслышав дятла, люди говорили «ну и дятел, с ума спятил), а в это время, где-то невидимая кукушка, отсчитывала  кому-то годы его жизни.

Вот чего нет в наших местах, так это дубрав. А вот в древности они были. Однако в смешанном лесу можно заметить отдельные дубы с изрытой вокруг них кабанами землей, подчищавшими богатые осыпи желудей. Такие места у нас называют «дубки» — вкрапления дубов в смешанный лес.

Смешанный лес часто сменялся прозрачными и солнечными березовыми рощами. Здесь только смотри, как бы не задавить белые грибы, которые как будто специально сбегались кучками чуть не под колеса телеги. Что до ягод, то на протяжении всей дороги ягодники уютно краснели на солнечных припеках красными покрывалами. Когда земляника раскрашивала своим цветом лесные поляны, деревни на две недели пустели. Женщины с детьми, а порой и мужчины разбредались по лесным полянам с бетонами. Когда же начинали варить варенье, по всей деревне стоял сладкий и душистый запах земляники. От одного этого запаха за две недели так напитаешься благами леса, что  весь год благодать в себе чувствуешь. Когда  мама ставила варится варенье мы с сестрой Надей ждали желанного момента появления на нем пены. Это было ни с чем несравнимое томление: мама снимала эту пенку и намазывала нам на ломти ситного хлеба. Мы замирали с сестрой, вкушая эту прелесть природы, а мама успевала за это время набрать в блюдечко новую порцию пенки и наш праздник продолжался.

***

Многоцветье леса, порой, неожиданно прерывалось строгим полумраком соснового или елового бора, вглядевшись внутрь которого становилось страшновато. Так того и жди, что вот-вот выйдет из бора какое чудо-юдо чудное. Ельник заканчивается так же резко, как и начинался, без перехода.

***

Встречаются на лесных полянах и небольшие прудики, поросшие осокой и могучими ветлами по краям. У таких прудиков часто можно встретить уток и  белых цапель с черным крылом. Цапли прячутся в осоке и взлетают  ввысь при приближении к ним людей так же величаво, как воздушные лайнеры.

По краю леса часто гуляли лоси, иногда с лосятами — местные красавцы с раскидистыми рогами. Заслышав человека, они лениво отрываются от водопоя, гордо смотрят на нас безразличным взглядом и, убедившись, что ничего опасного и интересного мы для них не представляем,  вновь продолжают пить воду. То было счастливое время, когда наши лесные жители были еще не пуганы толпами ошалевших  от природных красот горожан и стремящихся взять от нее (от природы) все, что только пожелается.

Если лоси – животные вальяжные, знающие себе цену, то иное дело кабаны. Их в наших лесах, в свое время, было не счесть. Края картофельных полей были  ими нещадно изрыты. Но они не любили появляться людям на глаза и, заслышав их, спешили скрыться в лесной чаще. Однажды мне удалось наблюдать интересную картину. Семья кабанов – секач, свинка и штук пять маленьких поросят паслись  в дубках возле алешковской дороги. Заслышав наше приближение, семейка с легким похрюкиванием дружно скрылась в лесу.

Летняя идиллия приокского леса, порой, нарушалась «мародерством» волков. Во время войны они огромными стаями бежали от взрывов снарядов и лесных боев. Когда фронт откатился, они осели в безопасных и богатых живностью лесах дальнего Подмосковья. В глухих приокских деревнях, куда не добрались немцы,  люди после войны постепенно обзаводились и овцами, и коровами, свиньями и всякой домашней птицей.

Волки безнаказанно налетали на стада домашних животных, а зимой с голоду не боялись залезать в овчарни. Беда от них была значительной, т.к. волк не сразу уносил в лес свою жертву, а, почуяв первую кровь, рвал других овец налево и направо , только насытившись этой кровавой бойней, взваливал себе на спину овцу полегче и спешно уходил в лес.

Урон и колхозам и отдельным крестьянам был настолько велик, что стали выдавать охотникам бесплатные лицензии на отстрел волков, а за каждого убитого волка еще и приплачивали.

Грибная страда                                         

Поскольку летники шли напрямую через лес, поэтому проходили они часто по местам удивительным, к тому же богатым грибами и ягодами. Ходили по ним только свои, поэтому грибов-ягод хватало всем, да столько, что зиму зимовать можно было на одних грибах, картошке и солениях.

Вот городские едут в лес, разбредаются по нему, лезут, почему-то, в самую чащобу. Наши деревенские имели каждый свое заветное место. Они грибы не искали, а собирали. За белыми грибами и подосиновыми (так в наших краях называли подоситовики) ходили  в Ножку или в Обуховский лес. В буреломе слева от Алешковской дороги — «плантации» опят.  Носи их от туда ведрами, сколько сил хватит лазить через валежник. Сыроежки и челухи (так называли подберезовики) росли повсюду. Их брали, если в корзине оставалось место или кому-то уж очень хотелось похрустеть жареными с луком сыроежками.

Считается, что в сухую погоду грибы растут под землей, а после дождя, набравшись сил, они вырываются наружу. Часто приходилось видеть: грибы, еще не появились на свет, но своими шляпками приподнимают плотный игольчатый наст в ожидании дождя. Его свежесть дает грибам силы, еще немного и  слизистые , коричневые у маслят и желтые резные у лисичек шляпки пробьются через этот наст и безудержно поманят за собой в глубь бора. А уже вечером на стол подавалась жаровня жареных   хрустящих лисичек с молодой  картошечкой, непревзойденно пожаренных в русской печке и посыпанных укропчиком.

Если во время сбора земляники деревня утопала в приторном запахе варенья, то сбор белых грибов окутывал ее нестерпимо вкусным запахом грибов сушёных. Когда их сушили в русской печке, то не только изба, но и сени заполнялись сильным и нестерпимо вкусным грибным запахом, который через окна устремлялся на улицу и чувствовался даже у омута.

Женщины насаживали их на специальные палочки, каждая метила свои, и закладывали их в подготовленную к этому случаю русскую печку. Пока грибы сохли, вся семья рассаживалась вокруг большого стола играть в лото. В такие вечера было не до сна. Тем более, что за новый сбор грибов, да перед лото ни кто не отказывался от лафитника самогоночки под хрусткий малосольный огурчик с укропным запахом.

Когда шла заготовка «черных» грибов, грибов на соленье, в лес ходили по два-три раза в день, сколько сил хватало, и сыпали их корзинками в омута отмачиваться. Говорили: «В  Петраковом овраге чернушек – косой коси, а свинушек на буграх вообще жуть.» Омута — это остатки от речки, когда-то протекавшей вдоль деревни. речка пересохла, остался ручеек, а  почти у каждого дома образовалась яма в диаметре от трех до пяти метров . В некоторых омутах били ключи. В них можно было купаться, т.к. вода была проточная: омута связывались между собой ручейком.

Грибов насыпали столько, что все зеркало омута оказывалось закрытым ими. Солили их в бочонках. Приготовление  к солению было серьезным и ответственным делом. Их подкатывали к омутам, здесь же жгли костер и кипятили на нем в ведрах воду. Кипятком бочки тщательно промывались, потом просушивались (прожаривались) на солнце. Поправлялись обручи, чтобы бочки не текли. Затем в них закладывались камни и кирпичи, раскаленные на костре, кидались туда пучки рябинника (трава, обладающая сильным антисептическим свойством) и за
ливался кипяток. Сверху бочка накрывалась. Стояла, напаривалась. Бочки становились, абсолютно чистыми, стерильными и готовыми к использованию.

Чернушки и свинушки солились целиком, только что у них отрезались ножки, поэтому к зиме они уплотнялись и на стол подавались в здоровой чаше спрессованными, вся эта масса резалась на куски, а уже потом разбиралась по тарелкам, где заправлялась луком и постным маслом, по праздникам — сметаной. Грибочки хрустели на зубах, как «новые». Это вам не какие-то там заморские суши с вялым неопределенным вкусом. Под такие грибы хочешь, не хочешь, а самогоночки примешь. Когда тетя Лиза выкатит чугунок картошки из печки, из которого пар валит до потолка, а картофельный дух расходится по всей избе, то и добавить по второй не грех, а благодать Господня.

Засолка «хороших» грибов — белых и подосиновых — осуществлялась иначе. Здесь шляпки и ножки грибов валили в засолочные емкости только некрупные и крепкие, остальные шли в сушку.

Зимой была игра «поймать грибок». Шляпки от «хороших» грибов, политых маслом, вилкой  на тарелке  сразу было трудно подхватить. Вот и придумали игру. В центре стола ставили тарелку, плескали туда чуть-чуть масла («для смазки»), клали «шляпку» и все стремились быстрее своей вилкой наколоть эту шляпку. Играли и дети, и взрослые. Тем и другим не сразу удавалось поймать скользящую  под вилкой шляпку грибочка. Зато кому это наконец  удавалось, на зависть другим игрокам, вкусно похрустывая грибочком, приговаривал: «Хорош грибок, чувствую и второй будет мой».

Посиделки на кухне

Деревенский стол всегда был предметом экзотических мечтаний горожан, особенно в крупных городах, а для многих — ностальгических воспоминаний. Модные посиделки московской интеллигенции «на кухне» в 60-е годы прошлого века, редко обходились без таких разговоров. Собиравшиеся были, как правило, люди нестарые и не состоятельные. Закусывали картошкой с огурцами, да селедочкой с луком, заправленной постным маслом, любительской колбасой и шпротами. Потом в продаже появились и пришлись по вкусу многим венгерские маринованные овощи. Заедая маринованным огурчиком, иной инженер не мог удержаться от воспоминаний деревенского детства.

• Разве это огурцы? — начинал он. — Один уксус. Вот, помню, отец зимой достанет из погреба холодных бочковых огурцов да миску соленых помидоров, не хочешь — а будешь есть и еще просить.
• А к ним еще картошечку из русской печки с пылу с жару, рассыпчатую, — добавляла учительница русского языка.

— Вспомнили, — весело вступал в разговор третий, — скажите еще, что все это под лафитник самогоночки, настоянной на зверобое или смородиновых почках. А еще мне нравились щи из квашеной капусты, напаренные в русской печке.

-То-то в деревенских домах постоянно кислой капустой воняет,  перебил его горожанин, не живший в деревне.

-Это у тебя на кухне ей воняет, а в деревне от щей или солянки со свининой из русской печки благородный дух исходит.

— Действительно. – вступила в разговор девушка с восторженным взглядом. — Моя бабушка говорила, что «из русской печки даже сапог можно было съесть.»

— Те же «пустые» макароны или простая гречневая каша, — продолжил свою мыль молодой человек, судя по всему, детство которого прошло в деревне, —  так  запекались, что у нас чуть ли не ведерный чугунок сметали в один момент. А что свинью заколют или овцу зарежут, то пир стоит горой, но такое бывало не часто.

***

Помню звали мужиков-соседей помогать колоть свинью. Вот они ее заколют, да так мастерски, что она лишний раз и взвизгнуть не успевала; опалят, разделают, а пока они заняты, бабушка уже в печку ставит огромную жаровню с печенью и бутором (внутренности скотины). Было принято угощать мясников печенью и бутором, а мясо шло на семью.

Они первыми садились за стол. Бабушка вытаскивала из печки жаровню и ставила на стол. В натопленном сале плавали куски печенки, легкого, сердца и прочее, и все это шкварчало и шипело нестерпимо вкусно. А бабушка уже несла чугун разваристой картошки. Дед тащил из сеней четверть самогона. На столе обязательно стояла солонка и лежал крупно нарезанный лук. Мясники хрустко закусывали обмакнутым в соль луком, прямо в жаровню макали хлеб или картошку и непременно обсуждали достоинства заколотой скотинки.

Ока — матушка

Стоял жаркий июльский полдень. По всему приокскому лугу миражом растекалось марево и казалось, что трава и кусты потонули в нем, а видневшиеся вдалеке Озеры покачивались в его волнах, как призрак. Все застыло зачарованное и в глубокой тишине отчетливо была слышна одинокая трель жаворонка, зависшего над лугом.

Ока продолжала свое степенное течение, будто бы прислушиваясь к тишине, проверяя, все ли в порядке в окружавших ее полях, лесах и селениях. Ока была хозяйкой в этих местах, и она определяла:  ярко светить солнцу или затуманить его облачком, быть дождю или погодить, пока земля еще держит прошлую влагу, подержать дождевые тучки над лугом или пустить их на город.

Это только невежды считают, что они «венцы» природы. Шалишь! Ока-матушка с такими обходилась круто. Иного гордеца, которому все нипочем, решившего в непогоду при волне похвастать перед друзьями и переплыть ее, прикроет волной, да так плотно, что жди потом, где он всплывет, бедолага.

А то на излучине или над глубинными ямам-омутами закрутит такую воронку — не только что человек, иная лодчонка не сразу выберется из нее.

Бывали годы — разлив Оки доставал до города и затапливал окраинные дома. Вот и поплавай ка вокруг на лодке, а там посмотрим, кто кого.

Правда, в такие годы, как бы в порядке примирения и компенсации, Ока, уходя в свои берега, оставляла на лугу в низинках-лужах уйму рыбы. Весь город сходился ловить ее и всем хватало. Кто мешки, кто бельевые корзины набивал отборной щукой, голавлями, лещом, а то и стерлядкой. Мелочь не брали. Те, что позаботливее собирали ее в корзины и выпускали в ближайшее озеро, из которого опять же осенью в избытке ловили выросших и уже нагулявших бока бывших мальков, всем своим видом радовавших окружавших озеро рыбаков.

В общем, Ока была как мать: она накажет, она и пожалеет. Напоит поля, накормит рыбой, даст отдохнуть на своих пляжах с золотистым песком, а в летний зной укроет прибрежными ветлами, как древние витязи, стоявшими вдоль ее берегов и присматривавшими за порядком.

Ока жила не обособленной от окружающего мира жизнью, а как большая магистраль дает пристанище средним и малым дорогам и дорожкам, так и она принимала в себя малые речушки и ручейки. Растворяясь в ней, они выполняли свое предназначение, своей малой незаметной жизнью питали жизнь большую, своим существованием доказывая, что большая жизнь складывается не сама по себе, а из малых событий и явлений. Такова их взаимосвязь и суть круговорота, поддерживающего природу.

Кому Волга, кому Дон, а нам, вятичам, Ока – Матушка.

P.S. 1. Для иллюстрации данной статьи взяты (с его согласия) фотографии профессионального фотографа Алексея Анисимова.

2. Любое стороннее размещение и воспроизведение данной публикации, или использование каких-либо частей и авторских материалов данной публикации, фотографий возможно только с письменного согласия автора.

Валерий Овсянников                                              3 октября 2022 г.

© Овсянников В.И., 2022

Метки: Озёры, Ока