
Навестили Велеса под деревней Дулебино
Вдогонку к ранее опубликованному рассказу. Изваяние было поставлено ещё десять лет назад, в 2009-ом году…
Дмитрий Васильевич Григорович – наш земляк, писатель, вошедший в славную когорту выдающихся литераторов XIX в. В своем творчестве, вслед за Н. В. Гоголем, он обратился к простому человеку, его жизни, радостям и печалям, природе, в которой он родился и вырос.
Творчество Григоровича являет собой единство в описании крестьянского быта и природной среды, в которой природа – источник жизни и вдохновения человека. В этом суть философского восприятия мира писателем.
«Живите в союзе с Природой, не губите её, ибо она опора жизни вашей и всего Рода живого, — завещали нам наши предки славяне.»
Такой союз позволяет человеку наполнить свои мысли и стремления духовным содержанием, вытесняющим из его сознания эгоистическую, мещанскую психологию потребительства.
Древние воспринимали окружающий нас мир, как единое целое, которое дает жизнь всему сущему. Отдельные его частицы существуют лишь до тех пор, пока существует этот мир. Поэтому славяне одухотворяли и чтили Природу, старались не входить с ней в противоречие крамольными мыслями о том, что человек — венец природы и призван взять от нее ее богатства не задумываясь о последствиях своей деятельности.
Уместно вспомнить мудрость Платона: «Все, что возникло, возникает ради всего в целом, с тем, чтобы осуществить присущее жизни целого блаженное бытие, и бытие это возникает не ради тебя, а, наоборот, ты – ради него» .
Смею предположить, что сила писательского мастерства Д.В.Григоровича кроется в высшей степени развитости у него образного мышления, позволявшего ему вникать вглубь рассматривавшихся им явлений и представлять их читателям живыми, естественными образами. Это отличало мастерство писателя от формального отражения действительности его подражателями.
Складывается впечатление, что природа не только доставляет человеку радость общения с ней, но и насыщает его сильной положительной энергией.
Практически все произведения Д.В.Григоровича проникнуты идеей единства человека и природы. В ряде повестей у него прослеживается явно критический тон в отношении городского образа жизни сравнительно с жизнью в деревне («Город и деревня», «Переселенцы» и др.). Речь идет о естественном взаимодействии человека и природы в отличие от городского образа жизни, которому свойственна суета мирская, часто затягивающая горожан в примитивное мещанство.
***
Дорогие озерчане, мы с уважением храним память о нашем выдающимся земляке, однако не все хорошо знакомы с его творчеством. Кого из вас заинтересовала тема, предлагаю неспешно и вдумчиво почитать фрагмент повести Григоровича «Пахарь», в котором он описывает свои наблюдения в поездке от Москвы до деревни Дулебино на Оке. Главное в этих наблюдениях – изменения в обстановке и пейзажах по мере удаления от Москвы и приближения к Озерскому краю. При этом автор выразительно описывает положительные перемены в своем настроении по мере этих изменений.
Почему предлагаю читать «неспешно и вдумчиво»? К этому меня привела одна очень глубокая мысль Дмитрия Васильевича, которая и сегодня в начале ХХI в. звучит весьма поучительно.
«Не верьте, пожалуйста, — прозорливо писал Григорович,- нашим столичным умникам.… Посмеиваясь над самыми простыми, естественными и, уж конечно, лучшими нашими чувствами, называя их действием воображения или слезливо-сентиментальными выходками, они, я уверен, слову не верят из того, что проповедуют: они только рисуются перед нами…
Истинная философия состоит в убеждении, что лишнее умничанье ни к чему не ведет. Счастие заключается в простой жизни; просто живут те только, которые следуют своим побуждениям и доверчиво, откровенно отдаются движениям своего сердца.
Дайте любому философу живописный участок земли, дом — какой-нибудь уютный, теплый уголок, скрытый, как гнездо, в зеленой чаще сада; пускай вместе с этим домом соединятся воспоминания счастливо проведенного детства, — и тогда, поверьте, подъезжая к нему после долгой разлуки, он искренно сознается, что вся философия его — вздор и гроша не стоит!»
Фрагмент Повести Д.В. Григоровича «Пахарь» (Приводится в сокращении)
«…Звонили к вечерне. Торжественный гул нескольких сотен колоколов усиливался постепенно и разливался мягкими волнами над Москвою. При ярком блеске весеннего солнца, начинавшего клониться к западу, Москва казалась волшебным, золотым городом. В эти часы весенних ясных вечеров Москва ни с чем сравниться не может!
Но все-таки не нахожу слов, чтобы передать радостное чувство, которое овладело мною при расставании с городом. Я как будто воскрес душою, когда миновал Замоскворечье, проехал последнюю улицу, обставленную трактирами, запруженную народом, подводами, сайками, калачами, баранками, и очутился, наконец, за заставой.
Шум и возня, превращающие близость застав в многолюдный базар, делают еще заметнее резкий переход из города па поле. С каким наслаждением откидываешь верх тарантаса! А между тем впечатление еще не полно: долго попадаются возы с телятами, овощами и припасами всякого рода, встречаются толпы каменщиков, плотников и других рабочих. Все это невольно приводит на память городскую возню и суматоху, которую только что покинул и которая так давно наскучила.
Время от времени приходится проезжать длинные села с каменным барским домом, как бы перенесенным сюда прямо с Тверского бульвара. На улице народ в картузах и синих мещанских кафтанах; бабы в штофных коротайках; парни похожи на фабричных щеголей; девки с бойкими глазами и пухлыми, белыми руками, никогда не бравшими серпа. Все почти подворотни превращены в лавочки: везде весы, баранки, деготь и ободья; в окнах неуклюжие самовары.
Верст за десять и даже более от заставы встречаются щегольские, расписанные цветами тележки, в которых величественно восседает толстая мещанка с золотисто-фиолетовым платком на голове; рядом помещается такой же толстый сожитель, мещанин, — купец, поставляющий крупу или муку в один из столичных лабазов… И долго, еще долго будут попадаться давно наскучившие и как бы скроенные на один лад физиономии; долго станет преследовать звяканье медных пятаков, смешанное с тем несносным, одуряющим голову дребезжаньем, которое преследует вас в городе и днем, и ночью…
Город давно уже успел исчезнуть; исчезли постепенно и самые признаки городской суетливости; даже колокольный звон, долго покрывавший все остальные звуки, тонул и терялся в пространстве. Но все еще в ушах раздавались шум и трескотня улиц, грохот экипажей, хлопотливый говор, знакомые голоса и восклицания… Я страшно тяготился городом!…
Разлука с ним чувствительна для тех, кто оставляет за собою особенно близких людей или особенно дорогие воспоминания; но когда нет ни тех ни других, когда покидаешь одну суетную, мелкую жизнь, оставляющую после себя чувство умственной и душевной усталости и непременно чувство какого-то неудовольствия и даже раскаяния, — разлука с городом делается сладостною выше всякого описания. Понятно тогда, почему так заботливо стараешься забыть все прошлое; понятно, почему сердце так только вот и рвется вперед и вперед к этому бескрайному горизонту, полному такой невозмутимой, такой торжественной тишины…
С каждым шагом вперед, кругом делалось тише и тише, воздух свежее и свежее. Я нетерпеливо ждал минуты, когда прощусь с большой дорогой. К счастию, недолго было дожидаться: на пятнадцатой версте я повернул на проселок.
И вот я снова в полях, снова на просторе, снова дышу воздухом, пахнущим землею и зеленью!
Чудный был вечер! Солнце было еще высоко над горизонтом: оставалось час или полтора до заката. Прозрачное, безоблачное небо дышало свежестью; оно сообщало, казалось, свежесть самой земле, где на всем виднелись признаки юности. Апрель приближался к концу. Весна была ранняя, дружная; снег давно сбежал с полей. Повсюду, направо и налево от дороги, вдали и вблизи, по всем буграм и скатам, зеленели озими, освещенные косвенными золотыми лучами; тонкие полосы межей были еще темны; над ними вместо тучных кустов кашки, донника, ежевики и шиповника лоснились покуда пунцовы е прутья и подымались ноздреватые, пересохнувшие стебли прошлого года; где-где разве развертывался и сквозил мягкий, как бархат, лист земляники.
Но как уже хорошо было в поле! Тишина необыкновенная. Так тихо, что ни одна былинка не покачнет головкой; а чувствуешь, между тем, — слышишь даже, что весь этот неоглядный простор земли и воздуха наполнен жизнию и движением. Напрягаешь слух, жадно прислушиваешься… И — странно! — звуки эти радостно даже как-то отдаются в душе и тешат ее… Совсем не то, что в городе… В блестящей глубине небесного свода не видать жаворонка; но воздух наполнен его переливами. В каждой борозде, в чаще мелкой травы, в озимях слышатся писк, шорох. Далеко в рощах воркует горлинка и перелетают с места на место дикие голуби. Все оживает: в самой тонкой ветке, в самых нежных стебельках движется свежий сок, хлынувший из корня, которому так тепло теперь под землею, нагретою солнцем. Мириады насекомых роями жужжат в воздухе, снуют и качаются на гибких травках молодой зелени.
…Еще два-три таких дня, и птицы, которые поминутно встречаются с соломинкой или перышком в носу, начнут вить свои гнезда в защите под куполами и сводами молодых листьев…
Славное было время для путешествия! Мне следовало проехать около двухсот верст по этому проселку.
Не далеко, кажется, но, в сущности, это целое странствование: предстояло переехать Оку, на которой, судя по времени, не успели еще навести моста; было на пути еще несколько маленьких речек, которые переезжаются обыкновенно вброд, потому что мосты на них обманчивее всякого брода. Но я не скучал этим.
Надо вам сказать: я с детства чувствую особенное влечение к нашим русским проселкам.
Если судьба приведет вам когда-нибудь случай ехать по России, если при этом вам спешить некуда, вы не слишком взыскательны в отношении к материальным условиям жизни, а главное, если вам страшно наскучит город, советую чаще сворачивать с больших дорог: большие дороги ведь почти те же города! Это бесконечно длинные, пыльные и пустынные улицы, которыми города соединяются между собою; местами та же суета, но уже всегда и везде убийственная скука и однообразие…
То ли дело проселки! Вы скажете: поэзия! Что ж такое, если и так? И наконец, если хотите знать, поэзия целой страны на этих проселках! Поэзия в этом случае получает высокое значение…
Их попросту протоптал мужичок своими лаптишками.… Посмотрите-ка, посмотрите, какою частою, мелкою сетью обхватили они из конца в конец всю русскую землю: где конец им и где начало?… Они врезались в самое сердце русской земли, и станьте только на них, станьте — они приведут вас в самые затаенные, самые сокровенные закоулки этого далеко еще неведанного сердца.
На этих проселках и жизнь проще и душа спокойнее в своем задумчивом усыплении. Тут узнаете вы жизнь народа; тут только увидите настоящее русское поле, в том необъятно-манящем просторе, о котором так много уже слышали и так много, быть может, мечтали. Тут услышите вы впервые народную речь и настоящую русскую песню, и, головой вам ручаюсь, сладко забьется ваше сердце, если только вы любите эту песню, этот народ и эту землю!…
На другой день, вечером, я приближался к цели моей поездки. Беззаботное, счастливое настроение духа, которое не оставляло меня во всю дорогу, стало изменять мне; сам не знаю отчего, но кровь волновалась сильно, я начинал чувствовать то внутреннее беспокойство, которое предшествует всякому ожиданию, как радостному, так и печальному. Когда я поднялся на холм, откуда видны были сначала деревня, потом роща, а за нею кровля дома, сердце мое забилось вдруг необыкновенно сильно…
Каждый день, прожитой здесь, приводит меня к убеждению, что сельская жизнь улучшает человеческую природу.., сосредоточивает мысли и делает их яснее, одно из главных преимуществ ее заключается в том, что она значительно усмиряет нашу гордость. Влияние ее в этом случае совершенно противоположно влиянию города.
Там все заставляет нас много о себе думать: стесненные в домах и улицах, которые кажутся широкими только сравнительно, встречая на каждом шагу тысячи предметов, изобретенных человеком, мы невольно начинаем считать себя чем-то особенно важным. Все подтверждает уверенность в наше могущество, силу и способности.
Здесь впечатления совсем другого рода: здесь уже давит нас один этот простор, которым окружены мы с утpa и до вечера… Ваша власть уничтожается, как ваши размеры: здесь все растет, созидается, разрушается и движется, не обращая на вас ни малейшего внимания, не спрашивая ни вашего совета, ни вашего разрешения…
Свыкаясь с жизнию полей, привыкаешь мало-помалу отдавать все помыслы свои па волю провидения. Существование, порученное таким образом в исключительное распоряжение промысла, привычка покоряться постоянно его воле дают здесь, мне кажется, то душевное спокойствие, которое так напрасно ищешь в общественной жизни и городе, где все, более или менее, зависит от нас же самих или таких же, как мы, смертных. ..
После моста дорога пошла тотчас же в гору. Волнистые скаты горы, то круглые и поросшие кустарником, то спускающиеся мягкими склонами и покрытые местами березовыми и сосновыми лесочками, составляют правый бок зеленеющей живописной долины: на дне ее полукруглым извилинами блестит речка…(речь идет о Смедовской долине).
Я почувствовал наконец, что дорога стала как бы опускаться; вместе с этим воздух сделался подвижнее. Окрестность открылась как на ладони…
Присмотритесь, и вы увидите, что поэзия действительности несравненно выше той, которую может создать самое пылкое воображение!…» (с).
Примечание: иллюстрации взяты автором из интернета.
P.S. Любое стороннее размещение и воспроизведение данной публикации, или использование каких-либо частей и авторских материалов данной публикации возможно только с письменного согласия автора.
Валерий Овсянников 30 ноября 2023 г.
© Овсянников В.И., 2023
Метки: Дмитрий Васильевич Григорович, Озёры
Как замечательно Григорович описал ощущения единства с природой! Примерно то же я ощущая, у езжая в заречные дали на мотоцикле и растворяясь в полях.
Спасибо за статью!
Красота этих мест неописуема, но тем не менее…
Не удалось с первой попытки прикрепить фото, из-за размера.
Отличная фотография, Сергей! Я тоже очень люблю бывать в Смедовской долине, а ещё дорогу от Чернева до Клишина полями мы с Таней очень любим. Просторы, горизонты, приволье!
Статья Валерия Ивановича зимой пробудила летние воспоминания.
(Да, фотографии в комментариях надо ужимать. Так и для сайта лучше).
Валерий Иванович! Прочитал ваши душевные строки сразу. Эти дни ушли на серьезное размышление. Всегда с восхищением отношусь к произведениям наших классиков. Как точно описана жизнь в их произведениях! Она потому и классика, что на все времена едина и можно найти ответы всегда.» Приходит в зрелости пора все понимать…» Да и жизнь многому научит. В детстве и юности гонялись за приключениями, фантастикой… И вот теперь пришло время неторопливо, вдумчиво осмыслить каждую строчку. Вы умело подали каждую строчку Григоровича, заставили меня ощутить единство с автором. Это ведь все про нас, это живо в наше время! Спасибо!
Сергей (извините, не знаю Вашего отчества), рад что Вы правильно поняли смысл моей публикации. К сожалению, часто приходится сталкиваться с восприятием читателями внешних форм и непониманием глубинного содержания рассматриваемых явлений жизни. Спасибо Вам на добром слове.